Я искоса глянул на дядю, но мои слова не произвели эффекта – дядя безмятежно читал книгу.

– Дядя Джо, ты не услышал важную новость, которой я с тобой поделился.

– Услышал, – задумчиво кивнул дядя, перелистывая страницу.

– Что же ты услышал?

– Сяолун требует вернуть деньги.

Я невольно подпрыгнул.

– Я не говорил этого! Откуда ты знаешь, что его зовут Сяолун?!!

Дядя посмотрел на меня поверх очков.

– Тебе не следовало брать деньги у Сяолуна.

– Да, но он сам…

– Марти, еще раз: тебе не следовало брать деньги у Сяолуна.

– А у кого мне их брать следовало?

– В твоем возрасте – уже ни у кого. Только в банке под толковый бизнес-план. Я тебя предупреждал.

Мы помолчали.

– Что ты намерен делать дальше? – спокойно продолжал дядя. – Как будешь рассчитываться с Сяолуном?

– Дядя, ты не представляешь, сколько я ему должен!

– Миллион четыреста тридцать фунтов.

– Да откуда ты все знаешь?! – Я снова подпрыгнул, и тут до меня дошло: – Он приходил к тебе требовать мой долг?! И что ты ему ответил?

– Я ответил, что ты заработаешь и отдашь.

– Я заработаю?! Но как? Где?!

– Теперь ты на верном пути, Марти. Хорошие вопросы начал задавать себе.

– Но он убьет меня! Как ты себя будешь чувствовать, когда коп из полиции пригласит тебя на опознание трупа?

– Я буду очень расстроен. Мне будет тяжело, – согласился дядя. – Постарайся меня не расстроить, Марти, я очень немолод.

Он взял трубку, деловито набил ее табаком, а затем снова углубился в книжку, выпуская кольца дыма.

– Правильно ли я понял, – уточнил я еще раз для очистки совести, – что, когда моя жизнь висит на волоске, ты мне отказываешь в помощи?

– Я много раз пытался тебе помочь, Марти, – ответил дядя. – Но деньги тебе не помогут – ты не умеешь с ними работать.

– Но меня убьют!

– Ты уже большой мальчик? Большому мальчику – большие проблемы. – Дядя Джо снова углубился в книгу.

Ответ на свой вопрос я получил, выбор был сделан.

– Я бы попил ч… – Я запнулся. – Я бы попил чаю…

– Да, – кивнул дядя Джо, не поднимая глаз от книги. – И мне сделай.

Я ушел в дом на кухню, закрыл за собой дверь и вскоре вернулся с двумя дымящимися чашками. Ту, что с фарфоровой ложечкой, я поставил перед дядей на плетеный столик. А ту, что с металлической, взял себе.

Не отрываясь от книги, дядя помешал фарфоровой ложечкой в чашке.

– Сахар, надеюсь, не клал? – спросил он брюзгливо.

– Все как ты любишь, – ответил я, чувствуя, как мой голос звучит глухо и надтреснуто.

Дядя взял чашку, поднес к губам, подул и снова поставил на столик. Меня обдало жаром – на миг подумалось, что у дяди могли везде стоять камеры наблюдения. Но я вспомнил, как он ненавидит любую технику, и успокоился.

Дядя отложил книгу, медленно откинул плед, опустил ноги на землю, закусил губу и с трудом сел. Немного отдышался, нащупал трость, сделал еще один рывок и поднялся на ноги. Он стоял передо мной, опираясь на трость рукой, а в другой держа трубку: маленький, ссохшийся, скособоченный, но такой же самовлюбленный, гремучий и опасный.

– В старости, Марти, с каждым днем труднее подниматься. А каждый день пролетает быстрее предыдущего. Если однажды ты не заставишь себя встать – больше не встанешь.

– Это все твоя спина после Кореи? – спросил я, просто чтобы что-то спросить.

– Да, – ответил дядя Джо. – Не только спина. Тело в старости – это как дом, который гниет. Сегодня крыша начала течь, завтра камин засорился, потом перестало закрываться окно, а кран горячей воды в ванной хрустнул и рассыпался у тебя в руке… А потом ты оглядываешься назад и понимаешь, что все твое свободное время уже давно уходит только на этот бесконечный ремонт. И чем больше ты шаркаешь по дому с полотенцем и прислушиваешься, где снова капает с крыши, тем больше все рушится. Это отвратительно, Марти. Я не могу тебе такого пожелать. Но и не пожелать такого я тоже тебе не могу – в каждом возрасте свои плюсы и радости, и ты должен пройти этот путь до конца.