– Да ты что?! – Ксюша насмешливо изогнула бровь, решив все же немного его помучить.

– Ты это… – Сосед облизнул пересохшие губы и оперся трясущейся рукой о притолоку. – Хорош выделываться. Плохо мне…

Повнимательнее присмотревшись к нему, Ксюша поняла, что он не врет. Лицо одутловатое, синюшного оттенка. Губы потрескались. Глаза все в мелкой сетке кровеносных сосудов.

– Да-а-а, – качнула она головой. – Когда-нибудь где-нибудь загнешься, и все…

– А, черт с ним со всем, – повеселев, бесшабашно махнул он рукой, сразу уловив перемену в ее настроении. – Что моя жизнь? За нее копейку никто не даст. Вот ты-то! Вот кто изумляет!..

– Чего?! – Остановившись, едва переступив порог, Ксюша резко развернулась и во все глаза уставилась на разговорившегося вдруг ни с того ни с сего Володю. – С каких это пор моя скромная персона стала тебя интересовать?.

– Уж скажешь – скромная! – осклабился Володя, переступая порог ее комнаты и плотно прикрывая дверь за собой. – Я ведь про тебя почти все знаю. И про то, кем ты была раньше. Не раз случалось в твоем ателье подрабатывать. Только ты тогда была птицей другого полета. Такое быдло, как я, не замечала. И помню, на какой крутой тачке раскатывала. А уж про то, какие мужики вокруг тебя крутились, вообще разговор особый.

Вытащив из ящика комода полсотни, Ксюша сунула ее в протянутую руку Володи и с плохо скрытой злостью процедила:

– А теперь вали отсюда…

– Чего ты? – начал он пятиться к двери. – Чего я тебе плохого-то сказал?

– Я сказала – топай! – не выдержав, рявкнула она. – Разговорился тут!..

Вот тут, конечно, Ксюша дала маху. Ведь знала же, что Володя не любит, когда на него повышают голос, и тем не менее позволила себе грубость, подвигнув его на новые откровения.

– Разговорился, значит?! – змеем зашипел он, машинально пряча деньги в карман замызганных брюк. – По-твоему, со мной уже и поговорить нельзя?! Нечисть я для тебя, так, что ли?!

– Начинается… – обреченно вздохнула Ксюша и рухнула на диван, тут же повернувшись лицом к стене. – Иди, Володя, с богом…

И опять она допустила очередной просчет, поскольку Володя был завзятым атеистом. Минут пятнадцать Ксюша слушала лекцию об опиуме для темных слоев населения и про то, куда и кто должен идти с ее так называемым богом. Устав стоять, сосед оседлал один из стульев и, перемежая свою речь красочными непечатными выражениями, принялся разглагольствовать о нравах и падении всех современных верующих, постепенно съезжая с этой темы на тему ее, Ксюшиного, падения.

– Вот ты мной брезгуешь, – брызгал слюной не на шутку разволновавшийся Володя. – А сама?! Сама-то ты кто сейчас?! Шлюхой, конечно, я тебя назвать не могу, потому как ни разу не заметил тебя с кобелями, а вот опустившейся бабой – это да, это пожалуйста. С такой высоты упасть так низко! Ладно бы пила, это понятно… А так ведь трезвая, негулящая, а все равно пропащая… Арбузами торгует! Ха-ха… Кому ни скажи, обсмеются.

– Ты посмеялся? – Ксюша повернула голову, слегка приподнялась на локте и тяжелым взглядом так и пригвоздила соседа к стулу. – Чего ты хочешь?..

– Я… – Поначалу он даже растерялся, но, правда, ненадолго. – Я хочу понять…

– Понять? – Ксюшины брови насмешливо приподнялись. – Понять… Мне бы и самой это не помешало. Только нечего мне тебе сказать, Володечка. Нечего… Понимаешь?

– Не совсем. – Он тряхнул давно не стриженной головой и уставил на нее внимательный взгляд мутных глаз. – Я вот, конечно, спившийся, опустившийся человек. Моральная и нравственная сторона медали для меня давно перестала существовать, но ведь есть и еще кое-что…