– Пожалуйста. Это сэкономит нам время, – проговорила Ожье, подавшись вперед, уперев кулаки в деревянный поручень.

Сначала она честно пыталась следовать совету бывшего мужа – демонстрировать покорность, смирение и раскаяние. Она видела Питера, стоящего за узким окном зрительской галереи. Он покачал головой и отвернулся.

– В первый и последний раз я посчитаю, что не расслышала вашего утверждения, – заявила председатель. – Воспринимать ли мне ваши прочие слова как знак того, что вы не изменили точку зрения, сформулированную в вашем рапорте пятидневной давности?

– Не изменила ни на йоту.

– Хорошо. Дисциплинарный трибунал начнет работу через пять дней. Ожье, едва ли стоит напоминать вам о серьезности происшествия.

– Да, мэм, вряд ли стоит напоминать мне об этом.

Председатель ударила молотком по столу:

– Заседание окончено!

Ожье сложила письмо дочери, затем сковырнула пластиковую крышку с одного из прибывших цилиндров. Оттуда выскочила свернутая карта и развернулась на столе. Верити сунула письмо в цилиндр, запечатала, затем пробила на нем код назначения: область Заросли, где жил Питер. Цилиндр унесся прочь, ускоряясь в головоломной паутине пневмопочты. Если сеть не слишком загружена, письмо доберется за пару часов. Но конечно, когда опаздываешь поздравить с днем рождения на неделю, лишние несколько часов вряд ли важны – даже для девятилетней девочки.

Взгляд упал на развернувшуюся карту, и Ожье нахмурилась. Потом расправила, присмотрелась. Странно. Где на этой карте Парижа Периферик, большая кольцевая дорога с подземными и поднятыми над землей секциями, окружившая город, будто ров из серого напряженного бетона? Даже подо льдом Периферик оставалась важной деталью ландшафта. Вдоль нее Бюро древностей установило барьер, препятствующий распространению льда и сдерживающий фурий. За Периферик безраздельно властвовали неисчислимые разновидности машин-мутантов. А вылазки туда были гораздо опаснее последней экспедиции Ожье.

Но на этой карте Периферик отсутствовала, хотя ко времени Нанокоста ей было уже за сто лет. Ее перестраивали, расширяли, снабжали навигационными устройствами, чтобы управлять автоматическим транспортом, – но кольцевая оставалась по-прежнему узнаваемой, очерченная постройками и естественными препятствиями, мешавшими ей измениться слишком сильно. На немногих сохранившихся картах она всегда была столь же заметной и важной частью городского ландшафта, как Сена и многочисленные парки и кладбища.

А почему ее нет на этой карте?

Движимая любопытством и подозрительностью, Верити перевернула карту и поискала выходные данные. Внизу обнаружился значок копирайта и год: 1959. Карту напечатали за столетие с лишним до катастрофы, еще до того, как была закончена Периферик. Странно, что нет даже намеков на кольцевую: неполных ее отрезков, планируемых и строящихся участков. Возможно, издатель перепечатал старую карту?

Но зачем слать копии старой карты? Какой смысл? Если ради напоминания о случившемся подо льдом Елисейских Полей, то можно найти способы куда действенней и внятней.

Верити снова посмотрела на загадочную карту и обнаружила новые расхождения с известным. Несуразности, никак не укладывающиеся в привычную картину. Это шутка? Насмешка? Скучная и нелепая затея.

Верити скрутила карту и сунула в цилиндр, желая отправить по случайному адресу.

– Я в такие игры не играю, – пробормотала она.

В дверь постучали. Питер? Но слишком уж резко, по-деловому. Верити решила проигнорировать, потом подумала, что если это из Бюро, то они войдут в любом случае, с согласия хозяйки или без. А если прибыли новости о трибунале, так лучше их услышать прямо сейчас.