– Это случилось при подъеме. – Да Силва посмотрел на Ожье с сомнением, прикидывая, сколько ему позволено сказать. – Полная гибель мозга.

– О боже! – Она глубоко вздохнула, стараясь удержать себя в руках. – Кто-нибудь сообщил…

– Семье мальчика? Ее проинформировали о несчастном случае. Прямо сейчас родственники направляются сюда. Мы надеемся, что Себастиана удастся хоть отчасти привести в сознание до их прибытия.

Да он что, шутит?

– Вы сказали, что он умер.

– Да. К счастью, его удалось вернуть.

– Вернуть? Когда его голова полна фурий?

– Его накачали универсальным лекарством и вывели фурий целительной чудо-техникой. Пока мальчик лежит в коме. Возможно, главным структурам мозга нанесены непоправимые повреждения – но об этом мы узнаем через несколько дней.

– Этого не может быть, – прошептала Ожье, будто глядя со стороны на чудовищное и несуразное, происходящее с ней. – Обычное возвращение. Никто не должен был умереть.

– Сейчас легко говорить. – Он придвинулся так близко, что археолог ощутила его дыхание. – Вы всерьез думаете, что мы можем замести под ковер подобное происшествие? Бюро правонарушений уже дышит нам в затылок! На Земле в последнее время слишком уж много аварий и иных несчастных случаев. Бюро только и ждет возможности кого-нибудь наказать в назидание остальным, пока не стряслось что-нибудь полномасштабно идиотское.

– Мне жаль, что так вышло с мальчиком…

– Ожье, это признание вины? Если да, то все будет гораздо проще.

– Нет! – произнесла она дрожащим голосом. – Никакое не признание! Я всего лишь сказала, что мне жаль. Слушайте, я могу поговорить с родителями?

– Ожье, я полагаю, из всех жителей Солнечной системы в последнюю очередь они хотят видеть вас.

– Я всего лишь имею в виду, что мне не все равно, что я сопереживаю им.

– Переживать надо было перед тем, как рисковать жизнями в обмен на бесполезный артефакт.

– Бесполезный?! – возмутилась она. – Что бы ни случилось внизу, ради него стоило рисковать! Да кто угодно в Бюро древностей скажет вам то же самое!

– Ожье, показать вам газету? Вашу бесценную находку?

Газета лежала у него в кармане. Да Силва вынул ее, протянул Ожье. Она взяла дрожащими пальцами, чувствуя, что надежда рушится и сменяется страшным разочарованием. Как и мальчик, газета умерла. Строчки смешались, наползли друг на друга, будто расплавившийся узор глазури на торте. Прочитать что-либо было невозможно. Иллюстрации и реклама стали статичными, краски слились, уподобив их абстракционистским наброскам. Наверное, крошечный генератор, питавший «умную бумагу», был на последнем издыхании, когда Ожье вынула газету из машины.

Она вернула Да Силва бесполезный кусок бумаги, издевку, в которую превратилась ценнейшая находка.

– Вижу, мои дела по-настоящему плохи, – сказала археолог Верити Ожье.

Флойд вырулил в проулок между высокими зданиями. Уже несколько лет не бывал на улице Поплье, и в памяти остались только вывороченная брусчатка, заколоченные окна и нищие старьевщики. Теперь улицу хорошо заасфальтировали, все припаркованные автомобили были моделями пятидесятых годов: низкие, энергичные, выпукло-мускулистые, будто припавшие к земле пантеры. Фонарные столбы сверкали новой краской. Заведения на первых этажах – все уютные, неброские, стильные: часовщики, дорогие букинисты, изысканные ювелиры. Один магазинчик продавал карты и глобусы, другой – перьевые ручки. Смеркалось; прямоугольники желтого теплого света окон легли на проезжую часть и тротуар.

– Вот двадцать третий номер, – сообщил Флойд, останавливая машину вблизи дома, указанного Бланшаром. – А вон туда она, наверное, упала. – Он кивнул на недавно отмытый участок тротуара. – Должно быть, с одного из балконов над нами.