Одним словом, леди Рассел любила Бат и находила, что все будет прекрасно; здоровью же милого ее друга Энн ничто не грозит, ибо на летние месяцы Киллинч-лодж остается к ее услугам; перемена ей только прибавит здоровья и веселости. Энн не выезжает, она никого не видит. Она приуныла. Общество ее ободрит. Леди Рассел хотела, чтоб круг знакомств ее расширился.

Жить в другом доме по соседству было для сэра Уолтера немыслимо еще и по другой причине, причине весьма существенной и с самого начала счастливо предусмотренной общим замыслом. Ему пришлось бы не только покинуть дом, но и видеть его в чужих руках; испытание мужества, несносное и для сердец более стойких; Киллинч-холл решили сдать внаймы. Это, однако, хранилось в тайне; не дай Бог, чтоб проведал кто из посторонних.

Сэр Уолтер не снес бы унижения, когда б в округе узнали о его расчетах касательно Киллинч-холла. Мистер Шеперд уже как-то обмолвился об «объявлении»; второй раз затевать этот разговор он не решался. Сэр Уолтер ни о чем таком и слушать не хотел; запрещал даже самомалейший намек о якобы имевшихся у него на этот счет видах; и лишь ожидая, что его вдруг умолит какой-то неотвязный ходатай, на собственных его условиях и как о великой милости, предполагал он вообще сдать дом внаймы.

Как скоро нам на помощь приходят доводы рассудка, если нам чего-то хочется. У леди Рассел под рукой оказался еще один веский довод, почему сэру Уолтеру с семейством необходимо переселиться. Элизабет завела недавно дружбу, которую леди Рассел предпочла бы видеть прерванной. Она близко сошлась с дочерью мистера Шеперда, воротившейся после несчастливого замужества под отчий кров, да еще с двумя детишками. То была неглупая юная особа, владевшая искусством нравиться, во всяком случае, она умела понравиться в Киллинч-холле и так вошла в доверие к мисс Эллиот, что уже не раз у нее гостила, вопреки всем предостережениям леди Рассел, находившей эту дружбу неуместной.

Леди Рассел не имела, надо признаться, никакого влияния на Элизабет и любила ее, кажется, просто оттого, что хотела любить, а не то чтобы Элизабет стоила ее любви. У Элизабет не встречала она ничего, кроме обычной учтивости и знаков внимания самых поверхностных; никогда и ни в чем не могла она уговорить Элизабет, а тем паче переубедить. Не раз хлопотала она о том, чтобы Энн не бросали одну в Киллинч-холле, а брали вместе с собою, когда отправлялись гостить в Лондон, превосходно понимая всю несправедливость и незаслуженность такого неравенства; да и в менее важных случаях ей нередко удавалось прекрасно показать Элизабет более тонкое знание света и верность суждений. Все, однако же, без толку. Элизабет всегда решала по-своему. Но ни в чем и никогда она еще так не упрямилась и не противилась леди Рассел, как в своем пристрастии к миссис Клэй; и отклоняла общество такой достойной сестры, всей дружбой и доверенностью даря особу, с которой надлежало б ей быть просто вежливой, но и только.

Миссис Клэй по положению своему была, в глазах леди Рассел, неровня Элизабет, а по своему нраву могла оказать на нее самое вредоносное влияние. А потому уехать от нее подальше, с тем чтоб расширить круг знакомства и встретить подруг, более достойных мисс Эллиот, было делом первостепенной важности.

– Позволю себе заметить, сэр Уолтер, – сказал мистер Шеперд как-то утром в Киллинч-холле, отстраняя прочитанную газету, – что дела складываются для нас как нельзя лучше. Это заключение мира всех наших богатых морских офицеров погонит на сушу. И всем понадобится жилье. Лучшего времени и не придумать, сэр Уолтер, – сколько съемщиков, и прекраснейших съемщиков. За время войны составилось не одно почтенное состояние. Попадись нам только богатый адмирал, сэр Уолтер…