Привязав лошадь к старой березе, мальчишка нырнул в лес, в самую пущу. Побежал наперерез знакомой тропкой, и вскоре уже выскочил на полянку, полную трав и цветов и залитую солнцем. Выскочил и застыл. В десятке шагов от него поднималась из высокой травы голая девичья спина с рассыпавшими по плечам локонами. Поднималась… и опадала. Поднималась – и опадала, еще и изгибалась при этом. И слышались стоны?!

Гинтрас застыл и вдруг покраснел, чувствуя, как все естество его не выдерживает, охваченное невиданным доселе жаром, который невозможно было терпеть. Ну, никак невозможно!

А девушка все стонала, изгибалась… Девушка… Юная красавица-княжна! Как она… какая она все же… Ну, кто же такое выдержит, в самом-то деле – кто?

Парнишка закусил губу, поднял подол туники и, засопев, сунул руку в штаны…

Он закричал, только отбежав в лес. Словно бы искал своего князя, да вот никак не мог найти.

– Кунига-а-ас! Княже-е-е!

– Кто-то кричит! – напряглась Бируте. – Тебя ищет.

Крики приближались:

– Княже-е-е!

– Это Гинтарс, – поспешно одеваясь, княжна узнала слугу по голосу. – А ну-ка, милый, помоги застегнуть.

Довмонт откликнулся уже полностью одетый.

– Эй, кто там? Я здесь!

– Кунигас! – треща ветками, Гинтарс выбрался из кустов и, вздохнув, искоса взглянул на Бируте.

– Что орешь на весь лес? – нахмурился кунигас. – Дичь распугаешь!

Парнишка, поклонясь, приложил руку к сердцу:

– Явились королевские посланцы, мой вождь.

– От Миндовга? – удивленно переспросил Даумантас. – И что ему нужно?

– Не знаю, княже. Просто очень хотят тебя видеть. И княжну – тоже хотят.

В Новогрудке, столице объединяемой Миндовгом Литвы, умерла жена бывшего короля, а ныне великого князя, Юрате, в крещении – Марта. Великая княгиня была далеко не первой женой престарелого короля, и возрастом ненамного обгоняла Бируте, коей приходилась родной сестрой.

– Юрате! – узнав горестную весть, юная княжна бросилась мужу на грудь и зарыдала, бессильно вжав кулаки. – Юрате, милая… сестренка…

Бируте звала умершую королеву Литвы языческим именем, под каким знала в детстве.

– Как мне жалко… Юрате… Ой, у нее же остались дети! Бедные сироты…

Миндовг звал Бируте и Даумантаса к себе, в Кернаве. На похороны княжеская пара уже не успевала… но хоть почтить память умершей. Да юных племянников ободрить.

– Едем же, о супруг мой! Немедленно едем. Вели же седлать коней.

Столицу обустраивали. Расположенный на высоком холме прямо в середине города королевский замок представлял собой поистине неприступную крепость, которая все еще строилась, расширялась, росла и вширь и ввысь. Сейчас как раз надстраивали главную башню – гордость Миндовга.

Великий князь Литвы, вновь обретший свою древнюю веру, но потерявший королевский титул, встретил гостей в главном зале, увешанном трофейным оружием, шлемами и щитами.

Даумантаса он приветствовал холодным кивком, Бируте же удостоилась куда большего почтения. Ради нее великий князь даже соизволил встать с трона. Подошел, обнял, по-отечески поцеловал:

– Ах, милая. Юрате так хотела видеть тебя! Увы, не успела. Боги забрали ее к себе.

– Мы хотим навестить могилу сестры, князь.

– Навестите! Прямо сейчас и пойдем. А ну, давайте-ка…

Осанистый и пузатый, великий князь тряхнул косматой бородищей и окинул Довмонта тяжелым взглядом. С княжной же обращался ласково, пожалуй, даже слишком. Называл «красотулечкой» и «сердцем», что сильно не понравилось молодому нальшанскому кунигасу.

Вслед за хозяином гости спустились с высокого каменного крыльца. Слуги поспешно подвели лошадей.

– Юрате просила похоронить ее в склепе, – Миндовг, как и Бируте, предпочитал называть умершую жену ее языческим именем.