.

Я стискиваю челюсти, переполняемая внезапным приливом энергии. Отпустив грушу, отхожу назад и вгоняю в нее правый кулак.

«По крайней мере, пока не увижу, как ты смеешься». От злости мое тело разгорячается, и я продолжаю бить. «Или кричишь, или плачешь, или споришь, или шутишь, используя при этом что-то поинформативнее кивков и односложных ответов».

Ударяю вновь. И вновь.

– Нас занесет снегом через восемь, – рычу, передразнивая Джейка шепотом.

Треснув кулаком по снаряду пару раз, делаю шаг назад, после чего наношу удар ногой с разворота. И еще раз. И еще.

А потом я просто позволила ему уйти, ничего не ответив, даже когда он читал мне инструкции о том, как должен быть приготовлен его проклятый бекон. То есть, если кто-то делает для тебя что-то приятное – например, готовит завтрак, – не нужно возмущаться тем, как этот завтрак приготовлен. Просто ешь.

Господи, жаль, у меня нет веганского бекона, иначе я бы устроила Джейку сюрприз. Уголки моих губ приподнимаются, однако я подавляю свое веселье.

Над бровями выступает легкая испарина. Я продолжаю бить и пинать боксерскую грушу, прокручивая в мыслях все возможные ответы. Почему меня так беспокоит то, что последнее слово осталось не за мной?

Почему я всегда уступаю и не возражаю?

После очередного удара кулаком кто-то вдруг хватает грушу с противоположной стороны.

– Привет, – говорит Ной, выглядывая из-за снаряда.

Он явно забавляется. Выпрямившись, я замираю. Ной наблюдал за мной? Я разговаривала сама с собой?

Количество морщинок вокруг его глаз увеличивается, и я замечаю самодовольную ухмылку парня.

– Не останавливайся.

Темно-синяя футболка подчеркивает цвет его глаз. Та же самая бейсболка, одетая козырьком назад, покрывает волосы. Они с отцом очень похожи.

Опустив взгляд, тяжело дышу. Мышцы живота горят.

Ной продолжает меня подначивать:

– Ладно тебе. – Парень похлопывает по груше в том месте, куда пришелся мой последний удар. – Он способен взбесить даже святого. Зачем, думаешь, я грушу повесил?

Я сжимаю губы, до сих пор не двигаясь с места.

Вздохнув, он выпрямляется.

– Хорошо. Значит, ты приготовишь завтрак?

Не сдержавшись, я хмурю брови, делаю разворот и изо всех сил врезаю по снаряду ногой. Ной отшатывается в сторону за мгновение до того, как моя ступня соприкасается с обшивкой, и смотрит округлившимися глазами, подняв руки, пока я наблюдаю за раскачивающейся вперед-назад грушей.

Я не намеревалась задеть его. Это стало бы удачным совпадением.

Но мои ноги все еще напряжены. Отчасти хочется, чтобы сейчас сюда вошел мой дядя, тогда бы я попросила его подержать грушу.

Я рассержена.

На самом деле рассерженна.

И это приятно.

Мое «я» пока никуда не исчезло.

Ной подходит ближе, хохотнув, и обвивает рукой мою шею.

– А ты дерзкая.

Я слишком измотана, чтобы отстраниться, поэтому позволяю ему увести меня в дом.

– Идем. Поможешь мне с завтраком, – заявляет парень.

Положив рядом с третьей тарелкой вилку и нож для масла, я направляюсь к шкафчику, чтобы убрать четвертую.

– Нет-нет, – говорит Ной, захлопнув холодильник и поставив на стол масло с джемом. – Оставь. Калеб может появиться в любой момент.

Я бросаю взгляд на стол, разворачиваюсь обратно и убираю четвертую тарелку.

– У Калеба и так есть место.

– Ты не будешь есть?

– Будет, – внезапно произносит Джейк, войдя в кухню. Он открывает холодильник, достает графин сока и, налив себе стакан, ставит его в центр стола, затем садится.

– Я не голодна.

Пройдя к раковине, я ополаскиваю нож и лопатку, которые туда только что положил Ной.

– Ты не ужинала, – отмечает Джейк. – Садись.