– Выходит, – прошептал Дойтен, – что этот нюхач их?

– Не знаю, – покачала головой Сничта. – Еще одного страшного человека хотела показать тебе, но не вижу его. Впрочем, он в трактире и не появляется. Он как бы ни опаснее Алаин и даже всей ее троицы, и, вроде бы не с ними, так как сторонится их, но как будто такой же. Его зовут Дейк. В Дрохайте он уже месяца два, знакомы с ним многие, но никто к нему приглядеться так и не смог, и где остановился – до сих пор неизвестно. Больше о нем ничего не скажу, сам все увидишь и все поймешь.

– Как я его узнаю? – спросил Дойтен.

– Никак, – ответила женщина, поднимаясь. – Он сам к тебе подойдет. Думаю, уже завтра. Знакомиться. Берегись его. Кажется, он ведет какую-то игру. Очень опасную.

– А может я тоже опасный? – ухмыльнулся Дойтен.

– Не думаю, – вздохнула женщина и добавила. – Дурак, все таки, но с этим у вас у всех беда. Даже у этого Дейка. Еще вот что имей в виду… – она как будто задумалась, говорить Дойтену или нет. – Магии в Дрохайте нет, но для того, чтобы лишить человека разума, многого не надо. Можно и без магии обойтись. Кому-то и слова хватит.

«А кому-то и твоего силуэта», – подумал Дойтен.

– Будь осторожнее, – понизила она голос. – И с Алаин, и с ее спутниками, и с этим Дейком, и, кстати, с Фуаром. С ним всегда настороже стоило быть, а в последние недели что-то у него не то в глазах появилось… Муть какая-то. Впрочем, может быть, мне это кажется. Он всегда был неравнодушен ко мне, но скрывал это, а теперь словно от оси оторвался…

– Разве к тебе можно быть равнодушным? – усмехнулся Дойтен. – И кто такой этот Фуар?

– Член совета, глава рыбацкой общины, – сказала Сничта. – Большой и сильный человек с темным прошлым. Но не такой сильный, как мой муж. Поэтому он опасен… в безумии, – она замерла на мгновение и пошла прочь, бросив через плечо. – Я не прощаюсь, Дойтен.

«Вот ведь…» – с восхищением подумал Дойтен, провожая взглядом собеседницу и внезапно подмигнул лупоглазому, заставив того злобно оскалиться. У стола появилась Дора.

– Я должна собрать пустые блюда, – кашлянула она. – Хозяйка велела.

– Собирай, – кивнул, вставая, Дойтен и подумал, что сейчас куда лучше было бы упасть в мягкую постель, чем вести разговоры с неизвестным ему сэгатом непонятного храма. – Но вот эту бутыль я возьму с собой. Я что-нибудь тебе должен?

– Старателей Священного Двора заведение обслуживает за свой счет, – поклонилась ему Дора. – И монету, что оставил судья, я тоже положила в общую чашку. Ружье не забудьте, господин усмиритель.

– Никогда, – пообещал Дойтен и ухватился за цевье, довольно повторив про себя: «Господин усмиритель!»

В какой-то момент Клокс совсем уже было махнул на себя рукой. По молодости время от времени столовался у тимпалских вдовушек, но отчего-то едва ли не каждая из них рано или поздно начинала намекать на поход к алтарю, а в ответ на его недоумение – мол, что тебе без алтаря-то не живется, или давала Клоксу отворот, или начинала тянуть с него монету, а там и заводила кого-нибудь посговорчивее. Одна, другая, третья. Постепенно они становились все старше, а когда однажды Клокс понял, что обычные человеческие радости он может получить только за деньги, ему стукнуло пятьдесят. Тут бы и остепениться, выпросить хотя бы с полгода отдохновения от службы, отыскать кого-нибудь подобрее, да помилее, чтобы и на сердце легла, и гладить ее хотелось бы, да привести ее в небольшой домик, который Клокс успел справить на окраине Тимпала, и зажить как две губы на одном лице, но случилась беда в Гаре, которая вывернула наизнанку и самого Клокса, и Мадра, и лишила славную троицу их надежного предводителя – Эгрича. Года на три забыл после Гара о своих планах Клокс, тем более, что сделался судьей вместо Эгрича, и стало ему не до собственной женитьбы. Да и не успел он присмотреть никого, и не сладил бы с собственным выбором, если бы и успел. Просто посмотрел однажды в зеркало, что стояло в алтарной в нижнем храме, и увидел в нем не крепкого снокского мужичка в судейской мантии, а седобородого деда, пусть и молодящегося изо всех сил. Увидел и понял, что и та, которую он вдруг выберет, тоже увидит в нем деда. И не захотел этого.