Но тщательный подход Дэвида к обучению никак не раскрывает его истинного таланта – умения лениться. В конце концов, сидеть и читать было его вторым любимым занятием, и любое дело, требующее великолепной памяти и логики, давалось ему без труда.

Во время учебного морского похода, которым начинался последний год обучения Дэвида, группа его одноклассников заспорила о том, на какой чин каждый может рассчитывать. К тому времени все прекрасно представляли, кому быть офицером. Командовать кадетами суждено Джейку – если только он не свалится за борт. А кто получит его батальон? Стив? Или Вонючка?

Кто-то предположил, что кандидатом может оказаться Дэйв. Он слушал и помалкивал, как подобает тому, кто решил не высовываться. Айра, это едва ли не третий способ лгать – во всяком случае молчать много проще, чем говорить и ничего не сказать. К тому же молчаливый приобретает репутацию мудреца. Сам я к ней никогда не стремился: разговоры – это второе из трех истинных удовольствий нашей жизни, единственное, что отличает нас от обезьяны. Впрочем, разница невелика.

Но тут Дэвид нарушил – или сделал вид, что нарушил, – свою привычную сдержанность. «Нет, – сказал он, – никаких батальонов. Я буду полковым адъютантом. Хочу, чтобы меня замечали девушки».

Быть может, его слов никто не принял всерьез – полковой адъютант ниже батальонного командира. Но их, безусловно, передадут определяющим должности офицерам, и Дэвид знал: скорее всего, это сделает назначенный от кадетов командир полка.

Не важно, как это вышло, но Дэвида назначили полковым адъютантом.

В военных частях того времени полковой адъютант был на виду один, и гостящие на маневрах дамы не могли не заметить его. Но вряд ли это входило в планы Дэвида.

Полковой адъютант выходил на построение только в случае построения всего полка. Он не ходил строем из класса в класс, всегда сам по себе. Прочие выпускники командовали каким-нибудь подразделением – отделением, взводом, ротой, батальоном, полком; полковой адъютант был избавлен от подобной обузы и исполнял одно административное поручение: хранил список вахт самых старших кадетов-офицеров. Но сам в этом списке не значился, а являлся внештатным заместителем на случай болезни кого-нибудь из них.

Для лентяя это был настоящий подарок. Кадеты-офицеры народ здоровый, и шансы на то, что кто-то достаточно серьезно заболеет, варьировались от пренебрежимо малых до полного нуля.

Три года герой наш отстаивал свою вахту каждый десятый день. Дежурства от него особых усилий не требовали, но приходилось вставать на полчаса раньше или ложиться на полчаса позже, да еще подолгу стоять, так что уставали ноги, что шло вразрез с трепетным отношением Дэйва к собственному комфорту.

Но в последний год на долю Дэвида выпало только три вахты, да и те он «стоял» сидя, как «младший офицер караула».

Наконец настал долгожданный день. Учеба была закончена. Дэвид получил документы, а потом направился в церковь, где еще раз сочетался браком с собственной женой. Живот ее оказался чуть более округлым, чем следовало бы, но в те времена подобные вещи нередко случались с невестами, и когда молодая пара вступала в брак, обо всем преспокойно забывали. Все знали – хотя и редко упоминали об этом, – что ретивая молодая невеста вполне способна за семь месяцев управиться с тем делом, на которое у коровы – как и у герцогини – уходит девять.

Итак, Дэйв благополучно миновал все рифы и мели и мог уже не опасаться возвращения к своему мулу и «честному труду».

Но в жизни младшего офицера на военном корабле оказались свои недостатки. Было в ней кое-что неплохое – слуги, удобная постель, непыльная работа, от которой руки Дэвида редко становились грязными. И в два раза больше денег. Но ему все равно нужно было больше – жена ведь; к тому же корабль его слишком часто болтался в море, тем самым лишая Дэйва той приятной компенсации, которую предоставляет брак. Но что хуже всего – приходилось выстаивать вахты по короткому списку, который означал четырехчасовое дежурство каждую вторую ночь. Он не высыпался, ноги его гудели.