– С другой стороны, в нем может быть ключ к психике старика. Ты не пыталась задать вопрос компьютеру?

– Галахад, я не имею доступа к обслуживающему палату компьютеру. Впрочем, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог понять Старейшего полностью. Дорогой мой, он примитивен по сути своей – просто живое ископаемое.

– Но мне хотелось бы понять его. Этот его язык… Он сложный?

– Очень. Иррациональный, запутанный синтаксис, настолько перегруженный идиомами и неоднозначностями, что иногда я ошибаюсь даже в тех словах, которые, как мне кажется, уже знаю. Я бы хотела иметь твою память.

– Исполняющий обязанности председателя вроде бы не испытывал никаких затруднений.

– Я полагаю, что он обладает особыми способностями к языкам. Но если ты собираешься начинать, дорогой, – у меня дома есть учебные программы.

– Договорились! А это что? Вечернее платье?

– Это? Это вообще не одежда. Я купила покрывало на кушетку, а когда принесла домой, обнаружила, что оно не подходит по цвету.

– Это платье. Встань и не шевелись.

– Только не щекочи!

Несмотря на то, что говорил я Старейшему, моему предку Лазарусу Лонгу, правление Секундусом требует больших усилий. Но лишь в продумывании политики и оценке трудов подчиненных. Кропотливая работа не для меня – я предоставляю ее профессиональным администраторам. Но и тогда проблемы планеты, заселенной миллиардом людей, вполне способны завалить человека делами – особенно если он намерен управлять процессами как можно меньше, а это значит: следует держать ухо востро и внимательно следить за подчиненными, чтобы не проявляли чрезмерной активности. Половину времени мне приходится тратить на выявление чересчур инициативных чиновников, а потом следить за тем, чтобы они больше никогда и нигде не занимали никаких общественных должностей.

Затем я, как правило, отменяю всю проделанную ими работу и все задания, выданные ими подчиненным.

Я никогда не замечал, чтобы подобные действия приносили какой-либо вред кому угодно, кроме этих паразитов, которым приходится теперь искать другие способы избежать голодной смерти (они могли бы и поголодать – это куда более полезное во всех смыслах занятие, но этого никогда не случается).

Важно вовремя подмечать эти злокачественные новообразования и удалять их, пока не разрослись. Чем более искусен исполняющий обязанности председателя, тем более выдающиеся образчики способен он обнаружить – и тем больше времени он на них тратит. Лесной пожар сумеет заметить всякий, фокус же в том, чтобы учуять его первый дымок.

Поэтому на мою основную работу – обдумывание политики – времени остается немного. Цель моего правления не в том, чтобы творить добро, а в том, чтобы не наделать зла. Сказать проще, чем сделать. Например, хотя предотвращение вооруженных революций явно входит в мои обязанности по поддержанию порядка, я давно, много лет назад, еще не зная слов Лазаруса, усомнился, правильно ли ссылать потенциальных лидеров революции. А ведь симптом, который меня встревожил, поначалу был настолько ничтожен, что его наличие я осознал лишь через десяток лет.

За все эти десять лет на меня не было совершено ни одного покушения.

И к тому времени, когда Лазарус Лонг возвратился умирать на Секундус, этот тревожный симптом держался уже двадцать лет.

Это был зловещий признак, и я это понимал. Если общество настолько однородно и настолько самодовольно, что среди миллиарда жителей за два десятилетия не смог появиться один-единственный решительный убийца, значит оно серьезно больно, несмотря на то что выглядит здоровым. Как только я это осознал, все последующее десятилетие я обдумывал возникшую проблему и постоянно спрашивал себя: а как бы поступил в подобном случае Лазарус Лонг?