Разбудил меня крик. Сон сразу как рукой сняло. Крик был жуткий, леденящий кровь. От него сразу заворочались Боря с Эриком. Неподалеку происходила лесная трагедия. Душераздирающий крик не прекращался:

– Йиий-йа-йа-йа-йа-йа!!! – тонкий пронзительный лай. Так могла вопить только смертельно раненая лисица.

Сна уже не было ни в одном глазу. Вдобавок, снаружи начинало светать. Проклятая лиса не умолкала и я решил ее поискать. Все равно с отдыхом был в расчёте.

Я нашарил борино ружье, откинул стволы и пощупал казенник. Заряжено. Бормоча невразумительные ругательства, я раздернул входной клапан и выбрался из палатки. Сейчас найду эту чертовку и заткну ей глотку! За спиной послышался чей-то заливистый храп.

Выяснилось, что на улице рассвет вступил в полную силу. Над травою выше пояса висел туман. В темно-синем небе вырисовывались рога бывшего кургана.

Я поозирался. Лиса прекратила орать, но я уже твердо настроился произвести расследования. Крик доносился вроде бы со стороны раскопа. Ну, где у нас лисьи норы?

Мне казалось, что я знаю все звериные нычки, но когда понадобилось, они словно растворились. Вознося хулу на все лисье племя, я битый час лазил по холмам, пошатываясь на нетвердых ногах. Уже сошел туман и заря запылала на востоке, а я как неприкаянный бродил кругами, кидаясь к любой подозрительной тени.

Наконец, я нашел нору. Причем ту, какую нужно. Выброшенный из недр невысокой холмистой гряды песок был забрызган кровью. Потирая опухшее лицо, я принялся дотошно изучать следы.

Через минуту я был не рад, что вписался в эту авантюру. «Тоже мне, охотничек нашелся!» Есть такая штука как спасительное неведение. Меньше знаешь – крепче спишь. Что мне стоило потерпеть в палатке совсем немного, а потом попытаться заснуть? Или начать укладывать вещи – ведь скоро уезжать. И уехал бы со спокойной душой. Так нет!

Следы были не только лисьи. И вообще не звериные. Песок у норы был по-особому примят. Сохранились свежие отпечатки чего-то толстого и длинного. Ползущего… На песке осталась слизь.

За недостатком времени трава не успела распрямиться и алые капли сопровождали этот след. Далеко идти не пришлось. След привел к Луже. Кто-то выбрался оттуда, подкараулил и схватил лису. Затем утащил в свое затопленное подземное царство. И, умирая, лиса кричала, пока не исчезла в пучине.

Я попятился прочь от Лужи, наставив стволы на ее угрюмое жерло. А когда она скрылась за деревьями, развернулся и побежал в лагерь. Жуткие домыслы метались в моей несчастной башке: что, если пока я шнырял по округе, прожорливый пещерный хищник, закусив лисой, вознамерился поживиться чем-то посущественнее и набил утробу компаньонами!

Последняя догадка привела меня в трепет. С ружьем наперевес я устремился к палатке, желтым фонарем светившейся промеж деревьев. Там царило безмолвие.

Покрывшись испариной, я добежал до нее, выискивая глазами характерный след выползня, но после вчерашней гулянки по лагерю могло пройти незамеченным стадо слонов.

Когда я ворвался в палатку, мои алканы дрыхли без задних ног. Им все было нипочем!

– Гитлер Тельмана пшенкой кормил, чтобы у него мозги засохли, – я брезгливо отодвинул тарелку.

– У кого именно? – тоном наивной курсистки поинтересовалась Маринка, делая вид, будто арестантская гипотеза о влиянии питания на умственную деятельность не произвела на нее ни малейшего впечатления. Равно как и моя реакция на поданный завтрак.

– Наверное, у обоих, – подумав, ответил я. – Только у того, кто потчует ближнего одними погаными кашками, мозги отсыхают быстрее. Учти это, дорогая.