На стене низкого здания с металлической дверью, напротив магазина, написано: «Из чрева лагеря каждый день рождается революция». Школьный учитель живет со своей сестрой в двух комнатах за этой металлической дверью. Он указывает на пол второй комнаты, размером с две ванны. Потолок и стены обваливаются. Это комната, где я родился, говорит он.

Вернемся в его гостиную. Он показывает на фотографию в позолоченной рамке, которая висит на стене рядом с официальным портретом Арафата в куфии. На фотографии мой отец в молодости, она сделана в Хайфе! Коллега однажды сказал мне, что он похож на Пастернака, русского поэта, как вы считаете? (Так и есть.) У него было больное сердце, и Накба убила его. Он умер в этой комнате, когда мне было двенадцать.

В дальнем конце здания с металлической дверью, напротив магазина велосипедных запчастей, в восьми шагах от места, где мальчики играют в шарики, есть квадратный метр земли, где растет куст жасмина. На нем всего два белых цветка, потому что сейчас ноябрь. Вокруг валяется дюжина пустых пластиковых бутылок из-под минеральной воды, выброшенных из переулка. По меньшей мере шестьдесят процентов обитателей лагеря – безработные. Лагеря – это трущобы.

Когда у кого-то появляется возможность покинуть лагерь и перебраться в жилье получше, случается и так, что он отказывается и решает остаться. В лагере он, как палец, является частью бесконечного тела. Переезд был бы равносилен ампутации. Позиция непобедимого отчаяния работает так.

Слушайте…

Оливковые деревья на самой верхней террасе выглядят взъерошенными; серебристая сторона листьев гораздо заметнее, чем обычно. Потому что вчера собирали оливки. В прошлом году урожай был скудным, деревья устали. В этом году лучше. Судя по их обхвату, деревьям должно быть три-четыре столетия. Террасы из сухого известняка, вероятно, еще более древние.

В паре километров отсюда, к юго-западу, находятся два новых поселения. Обычные, компактные, неприступные, городского типа (поселенцы каждый день ездят на работу в Израиль). Ни одно из них не похоже на деревню, скорее на огромный джип, достаточно большой, чтобы с комфортом разместить двести поселенцев с оружием. Оба они незаконны, оба построены на холмах, у обоих есть смотровые башни, похожие на минареты мечети. Их виртуальное послание окружающей местности звучит так: руки над головой, еще выше, и медленно иди назад.

Строительство поселения на западе и ведущей к нему дороги потребовало вырубки нескольких сотен оливковых деревьев. Мужчины, работавшие на строительстве, были в основном палестинцами. Позиция непобедимого отчаяния работает так.

Семьи, которые вчера собирали оливки, происходят из расположенной в долине между двумя поселениями деревни с населением около трех тысяч человек. Двадцать деревенских мужчин находятся в израильских тюрьмах. Один был выпущен два дня назад. Несколько молодых людей недавно присоединились к ХАМАС. Гораздо больше людей проголосуют за ХАМАС в январе следующего года. У всех детей есть игрушечные пистолеты. Все бабушки, дивясь тому, что стало с обещаниями, которые им когда-то давали, одобрительно кивают своим сыновьям, невесткам, племянникам и волнуются за них каждую ночь. Позиция непобедимого отчаяния работает так.

«Муката», штаб-квартира Арафата в палестинской столице Рамалле, три года назад превратилась в гигантскую груду обломков, когда танки и артиллерия ЦАХАЛ удерживали его там в заложниках. Теперь, спустя год после его смерти, палестинцы расчистили завалы – хотя некоторые считали, что их следовало оставить как исторический памятник, – и внутренний двор резиденции сегодня голый, как буровая площадка. На западной стороне, на уровне земли, лежит строгая плита, отмечающая могилу Арафата. Над ней крыша как над платформой небольшой железнодорожной станции.