– В другой обстановке я бы промолчала, но сейчас пришлось просить его не распускать язык. Люди отдыхают семьями, вокруг полно детей, – объяснила она. – Он обещал.
Мне надо было догадаться.
– Ты предложила ему выражаться «священной коровой» или «блинчиками»?
Она смешливо покосилась на меня:
– А тебе понравились эти выражения!
– Я вот думаю, не научить ли им ребят из моего отделения. Пусть у парней будет дополнительный фактор устрашения, когда они выбивают двери или заряжают РПГ.
Она хихикнула.
– Это определенно страшнее сквернословия, хотя я и не знаю, что такое РПГ.
– Реактивный гранатомет. – С каждой минутой Саванна нравилась мне все сильнее. – Что ты делаешь сегодня вечером?
– У меня нет особых планов, кроме собрания. А что? Хочешь познакомить меня с отцом?
– Нет. Может, потом как-нибудь. Сегодня я хотел показать тебе Уилмингтон.
– Ты приглашаешь меня погулять?
– Да, – признался я. – Я провожу тебя назад сразу, как только скажешь. Я не забыл, что завтра тебе на работу, но очень хочу показать одно отличное заведение.
– Какое?
– Местный ресторанчик. Там подают морепродукты, но вообще туда ходят за новыми впечатлениями.
Саванна обхватила колени руками.
– Обычно я не гуляю с малознакомыми людьми, – сказала она, подумав. – А мы с тобой познакомились только вчера. Я могу тебе доверять?
– Я бы на твоем месте не доверял, – честно сказал я.
Она засмеялась.
– Ну, в таком случае я, пожалуй, сделаю исключение.
– Да?
– Да, – ответила она. – У меня слабость к честным парням с «ежиком». Во сколько?
Глава 4
К пяти я был дома. На пляже я не заметил, что обгорел – ох уж эта моя кожица белого южанина! – но под душем вполне прочувствовал. Струйки воды рикошетили от груди и плеч и жалили, как крапива, а лицо горело так, словно я подхватил лихорадку. После душа я побрился (впервые после приезда домой) и натянул чистые шорты и одну из «приличных» рубашек с пуговицами от горла до низа, светло-голубую (подарок Люси – она уверяла, что цвет мне очень идет). Я закатал рукава и не стал застегивать воротник, а потом некоторое время рылся в шкафу в поисках своих древних сандалий.
Сквозь неплотно притворенную дверь кухни я увидел отца, сидевшего за столом, и спохватился, что уже второй вечер подряд я не ужинаю дома, да и в выходные внимания ему не уделял. Жаловаться он бы не стал, но я невольно ощутил вину. Когда мы перестали разговаривать о монетах, единственным, что мы разделяли, стали завтраки и обеды. Теперь я лишил родителя и последнего утешения. Может, я не так уж изменился, как мне казалось. Я жил в отцовском доме, ел его пищу, а сейчас даже собирался попросить его машину – другими словами, наслаждался жизнью, походя используя отца. Я попытался представить, что сказала бы об этом одна знакомая брюнетка. Саванна уже поселилась в моей голове в виде маленького разумного голоска, не удосуживаясь платить за проживание, и теперь нашептывала мне: «Раз ты чувствуешь за собой вину, значит, сделал что-то неправильно». Я решил, что буду проводить с отцом больше времени. Конечно, это компромисс, но я не знал, что еще делать.
Я открыл дверь. Отец с изумлением поднял глаза.
– Привет, пап, – сказал я, усаживаясь на свое обычное место.
– Привет, Джон, – ответил он, украдкой оглядев стол и проведя пальцами по редеющим волосам. Пауза затягивалась, и папа понял, что придется немного поинтересоваться жизнью сына. – Как день прошел? – спросил он наконец.
Я двинулся на сиденье.
– Отлично. Сегодня я весь день провел с Саванной – я тебе рассказывал о ней вчера вечером.