В дверь коротко позвонили. Потом еще два раза, но миссис Мансон не шевельнулась – так была взволнована. Наконец, собравшись с духом, пошла открывать.

В первый момент она не узнала стоящую перед ней женщину. Та не поразила ее привычной умопомрачительной укладкой, – наоборот, ее волосы висели как пакля, и их явно сегодня не расчесывали. Что, хлопчатобумажное платье в январе? Миссис Мансон произнесла, пытаясь скрыть нотки разочарования:

– Вини, дорогая! Ты совсем не изменилась!

Женщина все еще стояла в дверях. Под мышкой она держала большую розовую коробку, и ее серые глаза с любопытством разглядывали хозяйку квартиры.

– Правда, Берта? – Почему-то она говорила вполголоса. – Мило, очень мило. И я тебя сразу узнала, хотя ты что-то сильно располнела, да?

Потом она пожала протянутую руку и переступила через порог.

Миссис Мансон была смущена и не знала, что сказать. Держась за руки, они вошли в гостиную и сели на кушетку.

– Может, хересу?

Вини мотнула темноволосой головкой:

– Нет, спасибо.

– Могу предложить виски! – в отчаянии взмолилась миссис Мансон.

Тихо пробили стоящие на полке декоративного камина часы в форме статуэтки. Миссис Мансон раньше не замечала, какой у них звучный бой.

– Нет, – твердо ответила Вини. – Ничего не надо, спасибо.

Миссис Мансон не стала настаивать и уселась поудобнее.

– Ну тогда, дорогая, рассказывай все с самого начала. Когда ты вернулась в Штаты? – Ей нравилось, как звучит это короткое слово, «Штаты».

Вини поставила розовую коробку между ног и сложила руки на коленях.

– Я здесь уже почти год. – Она умолкла и, заметив недоумевающее лицо хозяйки, торопливо продолжила: – Но не в Нью-Йорке. Естественно, я бы с тобой связалась раньше, но просто я была в Калифорнии.

– О, Калифорния! Я люблю Калифорнию! – воскликнула миссис Мансон, хотя, по правде говоря, она никогда не была дальше Чикаго.

Вини улыбнулась, и миссис Мансон сразу заметила ее неровные зубы, которые не помешало бы хорошенько почистить.

– Ну и вот, – продолжала Вини, – на прошлой неделе я вернулась в Нью-Йорк и сразу же подумала о тебе. Я еле нашла твой телефон, потому что никак не могла вспомнить имя твоего мужа…

– Альберт, – зачем-то вставила миссис Мансон.

– …но потом все-таки нашла, и вот я здесь! И знаешь, Берта, я о тебе вспомнила, как только решила продать свою норковую шубу.

Миссис Мансон заметила, как лицо Вини вдруг стало пунцовым.

– Норковую шубу?

– Да! – кивнула Вини, приподнимая розовую коробку. – Ты же помнишь мою норковую шубу? Она тебе всегда нравилась. Ты говорила, что это самая красивая шуба на свете.

И она принялась развязывать потертую шелковую ленточку, которой была перетянута коробка.

– Ну конечно же, конечно! – воскликнула миссис Мансон, произнеся нараспев слово «конечно».

– Я спросила себя: Вини Рондо, зачем тебе эта шуба? Не лучше ли предложить ее Берте? Дело в том, Берта, что в Париже я купила потрясающих соболей! Ты же понимаешь, мне не нужны две меховые шубы! К тому же у меня еще есть жакет из чернобурки!

Глядя, как, раскрыв коробку, Вини шуршит оберточной бумагой, миссис Мансон заметила облезший лак на ее ногтях и пальцы без единого кольца – и вдруг сразу все поняла.

– Вот я о тебе и подумала… Но если ты не захочешь купить, я ее, пожалуй, оставлю, потому что мне неприятно думать, что она попадет в чужие руки…

Вини взяла шубу за плечи и, встав с кушетки, принялась вертеть ею из стороны в сторону. Это была красивая шуба. Гладкий мех богато переливался. Миссис Мансон потянулась к шубе и провела кончиками пальцев снизу вверх, взъерошив тончайший ворс. У нее невольно вырвалось: