Теперь насчет Оливии-Энн. Эта еще хлестче – святой истинный крест! От Юнис отличается лишь тем, что не так сильно меня достает, поскольку с рождения придурочная и, по-хорошему, должна бы содержаться под замком где-нибудь на чердаке. Бледная как смерть, худющая, усатая. Сидит день-деньской на корточках и вострит какую-нибудь палку своим здоровенным тесаком, а если палку отобрать – того и гляди устроит дьявольскую вакханалию, какую она учинила с Миссис-Гарри-Стеллер-Смит. Я пообещал держать язык за зубами, но когда уже покушаются на человеческую жизнь… плевал я на эти обещания!

Миссис-Гарри-Стеллер-Смит – это была канарейка Юнис, названная в честь знахарки из Пенсаколы: та подпольно готовит снадобье от всего организма – Юнис, к примеру, глотает его от подагры. В один прекрасный день слышу в гостиной жуткий грохот, бегу туда – и что я вижу: клетка настежь, а Оливия-Энн с метлой наперевес гонит Миссис-Гарри-Стеллер-Смит в распахнутое окно. Удачно получилось, что я ее застукал, а иначе бы ей это злодеяние сошло с рук. Оливия-Энн испугалась, как бы я не донес на нее сестрице, и забормотала, что, мол, негоже держать взаперти божью тварь, но при этом обмолвилась, что ей канарейкин щебет – как серпом по мозгам. Пожалел я старуху, тем более что она мне два доллара дала, чтоб я ее не выдавал; пришлось помочь ей обставиться перед Юнис – что вы, я целую историю сочинил. Разумеется, я бы и за бесплатно ее выручил, но просто дал старухе возможность успокоить свою совесть.

Итак, не успел я войти в дом – Юнис тут как тут:

– И вот за это чудо ты выскочила, не спросясь нас, а, Мардж?

Мардж ей отвечает:

– Тетушка Юнис, да ведь он же писаный красавец, разве нет?

Юнис м-е-д-л-е-н-н-о смерила меня взглядом с головы до пят, а затем потребовала:

– Скажи ему – пусть задом повернется.

Стою, значит, я к ней спиной, а Юнис рассуждает вслух:

– Видать, ты отхватила самого мелкого и рыхлого порося во всем помете. Боже правый, да это вообще не человек!

Вот так меня не оскорбляли еще ни разу в жизни! Ну, допустим, я не каланча, но мне ведь еще расти, вверх тянуться.

– Конечно же, он человек, – возражает ей Мардж.

Тут слово взяла Оливия-Энн, которая до сего момента стояла с разинутым ртом, куда свободно могли залетать мухи и беспрепятственно вылетать обратно.

– Сестрица дело говорит. Это не человек и даже не человекообразное существо. Я и помыслить не могу, что этот недомерок будет тут мельтешить и пытаться убедить нас в обратном! Черта с два! Он даже не мужеского полу!

На что Мардж возмутилась:

– Ты, кажется, забываешь, тетушка Оливия-Энн, что это мой законный муж, отец моего будущего ребенка.

Юнис издала омерзительный рык, на какой способна только она одна, и говорит:

– Нашла чем бахвалиться.

Ну, не сердечный ли прием? Вот, спрашивается, чего ради я ушел из мелкооптовой торговли?

Но это ерунда по сравнению тем, что случилось аккурат в тот же вечер. После ужина, когда Блюбелл убрала со стола, Мардж самым что ни на есть уважительным тоном поинтересовалась у теток, можно ли нам взять их машину, чтобы съездить в Финикс посмотреть фильм.

– Ты, должно быть, с дуба рухнула, милочка, – отрезала Юнис.

Можно подумать, мы на ее «кимоно» покусились.

– И впрямь, с дуба рухнула, – поддакнула Оливия-Энн.

– Это шесть часов езды, – продолжала Юнис, – а ты, коли подумала, что я позволю этому недомерку сесть за руль моего почти новехонького «шевроле» образца тридцать четвертого года и съездить хотя бы до нужника и обратно, в самом деле с дуба рухнула.

Немудрено, что после такой тирады Мардж расплакалась.