– Мириам! – выкрикнула миссис Миллер. – Мириам, кому сказано: оставь канарейку в покое!

Ответа не последовало. Миссис Миллер окликнула девочку еще раз, но услышала только птичье пение. Сделав затяжку, она поняла, что зажгла сигарету не с того конца и… нет, в самом деле, так нельзя.

В гостиной она поставила поднос с едой на журнальный столик. Ночное покрывало – она первым делом проверила – оказалось не сдвинуто. И тем не менее канарейка распевала. Миссис Миллер сделалось не по себе. В комнате никого не было. Она бросилась через арочный проем в спальню, на пороге у нее перехватило дыхание.

– Что ты себе позволяешь? – возмутилась она.

Мириам подняла голову, в глазах у нее промелькнуло нечто новое. Она стояла у секретера, перед выдвинутым ящичком с драгоценностями. С минуту девочка изучала миссис Миллер, стараясь поймать ее взгляд, а потом улыбнулась.

– Тут нет ничего стоящего, – объявила она. – Но вот это мне приглянулось. – У нее на ладони лежала брошь-камея. – Очаровательная безделушка.

– А ну-ка… лучше будет, если ты вернешь ее на место, – проговорила миссис Миллер, внезапно ощутив какую-то незащищенность.

Она прислонилась к дверному косяку; голова сделалась невыносимо тяжелой; от этой тяжести замедлилось сердцебиение. Свет замигал, словно из-за неисправной проводки.

– Прошу тебя, девочка… это подарок моего мужа…

– Красивая вещица, я такую хочу, – сказала Мириам. – Отдайте ее мне.

Стоя в дверях и пытаясь придумать какую-нибудь отговорку, чтобы спасти брошь, миссис Миллер осознала, что защиты ждать неоткуда; она была одинока, хотя это обстоятельство давно не приходило ей на ум. Сейчас оно ошеломило ее своей весомостью. А вдобавок здесь, прямо у нее в спальне, среди притихшего под снегом города появились такие доказательства этого факта, от которых невозможно даже отмахнуться, а уж тем более – это стало предельно ясно – отделаться.

Мириам с жадностью набросилась на съестное, умяла булку с вареньем, и детские пальчики забегали по тарелке паучьими движениями, собирая крошки. На лифе белого платья поблескивала камея – светлый профиль, как обманный портрет новой владелицы.

– Вкуснота, – вздохнула она, – сейчас бы еще миндальное пирожное или глазированную вишенку – было бы просто идеально. Десерты – такое объедение, вы не находите?

Пристроившись на краю пуфа, миссис Миллер курила. Сеточка для волос съехала набок, лицо облепили выбившиеся пряди. Глаза тупо уставились в никуда; щеки пошли красными пятнами, похожими на вечные отметины от жестоких пощечин.

– Так что же: на десерт ничего нет… Пирожное?

Миссис Миллер стряхнула пепел на ковер. Она свесила голову, пытаясь сосредоточить взгляд.

– Ты обещала уйти, если я накормлю тебя булкой с вареньем, – напомнила она.

– Силы небесные, это правда?

– Ты дала слово. Я устала и плохо себя чувствую.

– Не дуйтесь, – фыркнула Мириам. – Это шутка.

Подхватив пальто, она перебросила его через руку и перед зеркалом приладила на голове беретик. А потом, склонившись едва ли не вплотную к миссис Миллер, прошептала:

– Поцелуй меня на прощание.

– Прошу тебя… только не это, – взмолилась миссис Миллер.

Мириам подняла одну бровь и дернула плечом.

– Как угодно, – процедила она, устремилась к журнальному столику, схватила вазу с искусственными розами, перенесла ее туда, где кончался ковер, и швырнула об пол. Осколки брызнули во все стороны, а детская ступня раздавила букет.