Лист и вправду был. И действительно в самом низу.
Быстро пробежав по нему взглядом, я закрыла глаза и постаралась дышать как можно медленнее.
Комнату затопил ультрамарин. Сквозь смеженные веки я видела это абсолютно отчётливо. Для Соли этот цвет ассоциировался со страхом, а потому её аура в моменты испуга окрашивалась в густую палитру синего.
— Дейна…
— Помолчи.
Лазурь расходилась от ауры подмастерья волнами и вязла в матово-серой паутине защитного плетения Обители. Зеленоватый купол охранки, светло-бежевые узлы маячков, оставленные для гончих на случай крайней необходимости. Полупрозрачные красные тени, пляшущие по стенам спальни — отражения моей собственной ауры, окутанной сейчас злостью и непониманием.
— Иль.
Имя своего оберега я не сказала — скорее выдохнула, но он услышал и пришёл, как и всегда, когда был мне нужен. Облако серого тумана мягко подкатилось к моим ногам и, приняв привычную форму низенького, покрытого густой серебристой шерстью, существа, склонилось в уважительном поклоне.
— Слушаю, хозяйка.
— Проводи подмастерье в её комнату.
— Но, дейна, — Соли почти плакала, — мне нужно…
— В комнату! И чтобы рядом с кабинетом Ойди сегодня ноги твоей не было. Тебе ясно?
Иль посмотрел на девушку с предостережением, и она непроизвольно съёжилась на стуле, очевидно, хорошо помня о том, какие острые у него могут быть когти.
— Да, дейна, — ответила она совсем тихо. — Я поняла Вас.
Удовлетворенно кивнув, я вернула своё внимание оберегу, попутно натягивая рабочую кожанку.
— Как только проводишь, возвращайся сюда и никого не впускай, пока я не вернусь.
— Даже Мастера? — с сомнением уточнил Иль.
— Особенно его. Ты всё понял?
Оберег коротко кивнул.
— Конечно, хозяйка. Всё сделаю.
Убедившись, что Соли не собирается тревожить узлы охранки и не отправит Мастеру предупреждение о моих возможных планах, я сжала в руке листок переданного предписания и направилась прямиком к сердцу нашей Обители — кабинету Мастера Ойди. Мне срочно нужно было донести до непосредственного начальства светлую мысль о том, что оно не право со всех возможных сторон, и я очень не хотела, чтобы кто-нибудь мне в этом помешал.
…удлинившийся коготь существа медленно вспарывал прочную поверхность деревянного стола, оставляя за собой глубокую, ровную борозду… и Скроло стало действительно страшно. Он был уверен в своём самообладании и в том, что ни показал этого страха ни единым, даже самым незначительным, жестом, но его посетителю вовсе не нужны были слова или действия для того, чтобы знать, о чём думает Министр. Знать все его потаённые страхи, слышать, как мечутся в голове разрозненные, ожесточённые безвыходностью ситуации мысли… Чувствовать, какова его ярость на вкус.
Гость выразительно провёл языком по длинному, желтоватому клыку и облокотился на стол обеими руками, низко нависая над сидящим в кресле представителем Министерства.
— Так что же, Министр? — его голос был чуть сипловатым, а изменившейся гортани сложно давались слишком мягкие человеческие звуки. — Что я должен сказать Владыке? Вы ставите меня в очень неловкое положение.
— Советник, клянусь Вам, я…
Едва заметные бисеринки пота на лбу Скроло заставили существо улыбнуться — тепло, почти по-дружески.
— Чем клянётесь?
— Что?…
— Я спрашиваю, чем Вы готовы поклясться в своей верности нашему уговору? Хотя нет, не так. Правильнее будет спросить, что именно я готов от Вас принять вместе с этой клятвой. Быть может, Вашу жизнь?
Наплевав на всю свою выдержку, Министр нащупал в кармане рабочей мантии носовой платок и быстро промокнул им влажную от пота шею.