2 р. 50 коп.

И я собралась быстрее, чем горит спичка, и уже неслась вниз, а мама ждала лифт. И мы пошли в огромный многоэтажный магазин.

И я прилипла к витрине. Потому что это была взрослая и такая невероятная покупка. И что скажет Маринка, а Катька? Катька наверняка заставит снять и будет крутить в руках и комментировать. Но сейчас, сейчас очень важно выбрать.

Так. Что? Какой? Понятно, размер пока нулевой. Цвет? Черный. Гляжу на маму. Мама улыбается. Черный – не маркий. Хороший.

О, выбрала. Такой шикарный, чуть поролона внизу с кружевом. Лямочки атласные, изящные. Восторг. Вещизм во всей красе… 4 р. 50…

– Насть, прости. Давай другой.

Просто атласный. Ну, другой формы… Кружево может и натирать вообще-то… лямки по ширине, как у бабули… Хороший.

– Ладно.

Потом как-нибудь. Идем в кассу, пробиваем.

Я какая-то грустная. Отдаю чек. Продавщица так странно на меня посмотрела. Завернула. Отдала сверток.

В номере мама спросила:

– Примеришь?

– Нет, дома. В Москве.

В поезде думала, что зря деньги у мамы взяла, лучше б книг купили… Уснула под стук колес… Московский – Ленинградский, увижу ли вас снова когда-нибудь? Вы части моего сердца, без которых не буду целой никогда…

Дома разворачиваю сверток, а там этот. С кружевом. Офигенный. Маринка аж вскрикнула, увидев. ТОТ САМЫЙ.

Самый лучший. Самый первый мой сухетодор.

Когда-то давно я сидела на станции «Маяковская» московского метро и тихо плакала, делая вид, что читаю книгу. Причины для плача в тот момент были. И были серьезные. Я сейчас, оглядываясь назад, вообще думаю, что такой период в жизни был мне послан только с одной целью: я обязана стать сценаристом бразильского сериала серий этак в пятьсот, со временем я поняла, что серий будет несколько тысяч, и выучилась на бухгалтера.

Ко мне подсел улыбчивый молодой человек, и на нем были бежевые джинсы, что само по себе в стране, завоеванной «мальвинами», было странно. И шляпа. Шляпа и ковбойские сапоги из крокодила. Я точно поняла, что это крокодил, потому что от слез меня иногда отвлекали журналы с модой.

Лицо его было загорелое и улыбчивое. И офигенные глаза. «Иностранец» – подумала я и внутренне сжалась, вспоминая Булгакова. Мы беседовали, а мимо нас проезжали поезда. И он согласился со мной, что мне надо уезжать и как можно быстрее. И поведал, что он из Австралии и там очень мало женщин и особенно таких красивых, как я. Я в этот момент уже видела, как у меня отняли паспорт и продали в бордель. Но он сказал, что наличие у меня ТАКОЙ истории и маленькой дочки мне могут помочь и надо рискнуть собрать документы, встретиться с консулом и уехать подальше, где меня никто никогда не найдет.

– А мама? – спросила я.

– Маме будем писать, а потом заберем.

Утром следующего дня мне по факсу пришел список документов и теплое искреннее письмо, написанное мелким каллиграфическим почерком.

Я загорелась этой идеей.

Но в день встречи с консулом испугалась. И не пошла. А просто переехала в очередную съемную квартиру и сменила работу…

В итоге через много-много лет другой мужчина увез меня из России, хотя на тот момент я в ней жила бы очень даже неплохо.

И хорошо, что все так вышло, тем более что астролог, томно перебирая звездные карты, сказала мне 30 лет назад, что после сорока я буду непременно жить в Европе. А я фыкнула и сказала – это ересь полная. Ни один Сатурн с Юпитером меня не заставят уехать туда, где надо говорить на другом языке.

А вывод такой, мои друзья: счастье – это совокупность использованных возможностей.

Не хочется думать, как бы оно там было. Важно, что здесь и сейчас я целая и нашедшая сама себя. Но иногда мелькнет мыслишка: а как бы оно было бы…