Я – мать.

Но я не знаю, как объяснить, что было подарено тебе. И как сказать тебе, что ты, мой малыш, знаешь о жизни больше меня, твоей матери?

Помнишь ли ты?
…Все – повторяю – безглагольнее
Пространство жизни: место дольнее.
– Мне хорошо. Но ты, мой свет,
В себе ли тут? – И да, и нет.
Татьяна Бек

Посвящается Зинаиде Лопатиной

Я порву все до последнего листочка. Бумага хранит воспоминания и даже прикосновения, отпечатки пальцев, твоих и моих.

Ты сожжешь ежедневники и мятые тетрадки, вольный огонь разъест строчки верлибров, стихи превратятся в золу. Я буду танцевать на ней, а меня ведь тоже сожгут, пусть позже.

Всю жизнь я посыпала Будду пеплом, простят ли мне?

Я буду целовать тебя, шептать «Прости», боясь причинить вред присутствием, жизнью, случайностью, неосторожностью, своей неосмотрительностью.

Помнишь ли ты?

Я не могу вспомнить, что было в прошлом, что было вчера.

Была ли я?

Ты говоришь, я всегда убегала ото всех и отовсюду.

А я помню только сны, солнце на закате, огненный шар, укрывающий все страхи.

Как нелегко быть легкой и беспечной, прости.

Я чувствую лишь собственную цельность от бесцельного существования, бесконечного хождения по прямым линиям.

Как непросто найти себе применение. А может ли быть у человека назначение?

Ты уже не помнишь, что значит дышать и видеть, я скучаю по тебе, твое назначение – создавать, хранить и дарить красоту.

Я устала от снов и пробуждений, это так похоже на сансару, прости.

Ты говорила, я не знала трепета, но сегодня я дрожу.

«Не причини вреда».

Так страшно уколоть и сбить, ужалить, укусить, напасть нечаянно, предательски забыть, не чувствовать ни жалости, ни боли.

Побудь со мной еще немного, поговори, понаблюдай за мной, не плачь и не жалей, коснись меня небрежно и проводи в затерянный далекий край, где гора Кайлас, холмы неземные и реки, подними на высоту, от которой разрываются легкие и кружится голова.

Крылатое время быстротечно, мгновения сменяют друг друга, проходят годы, бесшумно, но очень спешно. Похоже Бог – художник-импрессионист, с холстом, фантазией безгранной и с красками в руках. Он нас малюет, создает, а мы ворчим и прячемся стыдливо.

Задерни шторы, давай заварим крепкий чай, включим музыку, послушаем сюиты, ни слова, дальше – тишина.

Давай не будем вспоминать, что было, историй прежних, пыльных, старых, я помню только сны.

Давай не будем думать, что ждет нас завтра.

О времени забыть бы, оно и так крылато.

Сахарное сегодня пахнет стариной

Жизнь болезненна. Каждое мое движение – ошибка, каждое мое слово – ошибка. И за каждую из этих ошибок приходится дорого платить… Будущее у нас похоже на какую-то бескрайнюю бессонницу, а человек на улитку, его слизистое прошлое тянется за ним, как призрачный след, а будущее ему приходится взваливать себе на плечи, как домик, в который он, скрючившись, забирается каждый вечер, чтобы переночевать.

М. Павич

Сахарное сегодня пахнет стариной.

Солнечные блики на старых простынях, подушках с вышивкой в цветах.

Старые ежедневники и книжки записные – чтобы помнить, какими были разные города, люди и чужие слова.

Множество оттенков, нюансов и тональностей.

Память моя, как старый чердак с залежавшимися пыльными вещами, найдешь, что хочешь.

Зеркала, капли воды, водоскат, чайные розы.

Кондитерская «Золотой колос», пирожные буше.

Распятие и рябина, старые поверья.

Душа весит двадцать один грамм.

Куда ночь, туда и сон, а он ведь сбудется, однако.

Кусочек солнца – сердолик. И запах лета, моря и песка. Камни с дырочкой на счастье. Давай, загадывай желание!

Стихи, амфибрахии и ябмы, верлибры, палиндромы.