А в это время Торамалли выбирала утренний наряд хозяйки – черную бархатную юбку, корсаж из серебристо-белой парчи, к которым полагались шелковые чулки, простые черные бархатные туфельки и драгоценные украшения. Рохана поспешно готовила ванну в маленькой смежной комнате, которую Жасмин, приехав впервые в Бель-Флёр, отвела под ванную. В каморке установили насос, а вода подогревалась на маленьком очаге, прежде чем подавалась наверх.

Допив чай, Жасмин встала с постели. До нее донеслось благоухание масла с ароматом ночного жасмина, которое служанка добавляла в воду.

– Дети проснулись? – озабоченно спросила она.

– Уже в зале, – ответила Рохана, помогая госпоже надеть халат.

– Няньки узнали о приезде лорда Лесли, – добавила Торамалли, – и одели малышей, как подобает при встрече знатного гостя.

Жасмин кивнула, но не стала расспрашивать женщин.

– Я не могу больше мешкать, – вздохнула она наконец, – и если немедленно не спущусь, то меня посчитают плохой хозяйкой. Бабушка уже встала?

– Мадам Скай предпочла остаться в постели. Эта древняя старушенция Дейзи потребовала принести почтенной леди завтрак.

Жасмин торопливо вымылась, оделась и насилу дождалась, пока Рохана уложит ее волосы. Застегнув на шее ожерелье из огромных жемчужин и вдев в уши такие же серьги, она поспешила вниз и, еще не дойдя до холла, услышала веселые детские голоса. Не замеченная остальными, она остановилась на пороге, наблюдая за происходящим.

Джеймс Лесли, одетый в черный бархат, с зачесанными назад волосами, едва доходившими на затылке до края белого жабо, сидел у камина в кресле с высокой спинкой.

– Превосходно, милорд Генри, – похвалил он юного маркиза Уэстли. – Ваш придворный поклон улучшается с каждой попыткой. Вы не посрамите покойного отца и нас с матерью, когда придет время представляться ко двору и приносить королю клятву верности. Но постарайтесь запомнить, о джентльмене судят прежде всего по репутации и уж потом по манерам.

– А как насчет кошелька? – дерзко вмешалась леди Индия.

Уголки губ Джеймса чуть дрогнули.

– А уж это, миледи Индия, никого не должно касаться, хотя, бьюсь об заклад, слухов будет немало, когда такой блестящий и красивый молодой джентльмен, каким, несомненно, вскоре станет ваш брат, появится в обществе.

– А вы научите меня делать реверанс, как уже научили Генри кланяться? – не отставала Индия.

– Ваша матушка позаботится о безупречности ваших манер и знании этикета до того, как мы вернемся в Англию, миледи. Я сам попрошу ее об этом.

– Вы все еще хотите жениться на маме? – удивился Генри.

– Да, – кивнул граф. – Это приказ короля.

– А вы любите маму? – допытывалась Индия. – Отец очень ее любил, и она его тоже. Как жаль, что этот подлый ирландец убил нашего отца, милорд. Я так тоскую по нему!

– Поразительно, что вы еще помните его, миледи Индия. Вы были совсем маленькой, когда он погиб, – заметил граф.

– Он был настоящим златовласым великаном и подбрасывал меня к потолку. Генри совсем его не знает, он тогда еще не умел говорить. Мама часто рассказывает об отце.

Но тут Федерс, озорной спаниель, разразившись звонким лаем, метнулся к двери и вцепился в юбку Жасмин. Той пришлось подхватить песика на руки.

– Да замолчи ты, противное создание, – притворно нахмурилась Жасмин. – Доброе утро, дорогие. Вижу, вы уже поздоровались с нашим гостем. Доброе утро, милорд.

Джеймс Лесли поднялся и, целуя ее руку, шепнул:

– Здравствуйте, мадам. Надеюсь, вы хорошо спали.

Они направились к столу, где слуги уже расстилали скатерти.

– Пойдемте, дети, – позвал граф, – сегодня вы можете позавтракать вместе с нами.