Моя любовь, вожатый пятого отряда, красавчик, зеленоглазый танцор, лежал на полу в палате, пытаясь перевернуться с живота на спину. Я помогла ему – ткнула каблуком в плечо и снова встретилась с ним глазами – глаза его по-прежнему были мутными, и веселая наглость из них напрочь исчезла. Страха еще не было, была какая-то смутная тревога. Но я понимала, что смогу теперь вытащить из них любые эмоции – и страх тоже… Вот сигарета – я зажгу ее, сделаю пару затяжек, стряхну пепел на его лицо, на его пухлые губы. А потом смогу всадить горящий окурок ему в шею, в плечо – и он зашипит, и съежится, пойдет по шву кожа…
– Это… девчонки, я говорила, как меня называли у нас в поселке? – донеслось из коридора. – «Копыта очень стройные, – приближалось к нашей двери, – и добрая…»
Дверь открылась, на пороге стояла Оля в сопровождении Лизы и Оксаны.
– Кирка! – прошептала она быстро, увидев его на полу и меня с сигаретой. – Кирка! Вы тут что?..
– А ничего! – Я стряхнула пепел ему на голову. Было замечательно видеть, как наглая, грубая Оля съежилась, отступая, и только шептала: «Ты что, ты что…» – Я ничего! Эй! – Я ткнула носком в его щеку. – Оля твоя пришла! Ты ведь ждал ее! Девчонки! У меня тут парень на полу лежит, весь наш… Кто хочет?
Оля отступала куда-то в дверь, поравнялась с Оксаной и спряталась за ее спину…
– Кирка, ты с ума сошла! Ты что?!
А Оксана, Оксана-тихоня, недотрога, мисс Скромность в мамином платье, задумчиво ступила вперед, глядя на него так застенчиво, так робко… Потом вдруг подняла ногу, и ее каблук, каблук старомодной туфельки, оказался у него на груди.
– Девочки… Это интересно, – прошептала она, – я такое в кино видела… Давайте!
Где-то есть места…
Где-то в Берлине и Париже, в далеких переулках, есть маленькие кинотеатры, где…
Оксана резко ткнула каблуком в его грудь. Страх. Вот он – первый страх в его глазах.
Оля смотрела на нас круглыми глазами, потом тихо вошла и прикрыла дверь.
– Девчонки… Он же орать будет… Что тогда?..
– Будет орать – сунем что-нибудь в рот, – ответила я, глянув в сторону Оксаны. Тихие, глубокие глаза Снегурочки блеснули в ответ колючим огоньком. К нам подошла Лиза.
– У меня есть идея получше, если будет орать, – сказала она и медленно расстегнула молнию джинсов…
Я остановилась и затянулась. Стало непривычно легко – как бывает всякий раз, когда жизнь неожиданно открывает один из своих простых механизмов. Я поняла, что на том пьедестале, куда мне так хочется поднимать глаза, пусто. Было пусто, пока я не забралась на него сама. И еще многое поняла я тогда о мужчинах, о людях – именно в эту ночь я узнала то, благодаря чему мне легко было уехать. Из Ижевска. Из страны.
Увидеть почти все европейские столицы. Покупать украшения и картины, шубы и туфли. Сделать несколько пластических операций. Научиться разбираться в винах. Вспоминать Лыжи Кулаковой и ижевский пруд как милую сказку, а не как каждодневную, ненавистную реальность. И смотреть на самых молодых и красивых без страха, уверенно, оценивающе, пока они, связанные, смотрят на твою занесенную для удара руку, смотрят, как та девочка на танцующего парня: снизу вверх, снизу вверх…
Однажды в отпуске, кажется за завтраком в гостинице, я познакомился с забавным типом из Кёльна – содержателем гей-клубов в разных городах Германии. Тип выглядел как форменный шут, но при этом, надо отдать ему должное, увлекательно рассказывал об особенностях своего бизнеса. Настолько увлекательно, что несколько месяцев спустя, оказавшись проездом в Кёльне, я позвонил ему, мы вместе пообедали, и он показал мне одно из своих заведений. Конечно, при свете дня и до открытия – наверное, я бы не решился заглянуть туда в вечернее время. Сверху, впрочем, это выглядело как обычный бар, просто чуть более китчево, с блестками, дурацкими зеркальными шарами и креслами, обитыми розовым плюшем. Но был еще один этаж, подземный – так называемая «темная комната», которая, как сказал хозяин, есть в каждом таком клубе. Здесь была не комната, а целый лабиринт с обитыми черным кожзаменителем стенами, множество тупиков и поворотов, за которыми открывались иногда небольшие комнатки. Там были железные кровати или просто матрацы на полу, в некоторых на стенах висели черные инструменты, в стенах были кольца и цепи, а в одной комнатке стояла железная ванна на ножках. Кое-где было совсем темно, кое-где висела тусклая лампочка, еще где-то из-под потолка шел приглушенный красный или зеленый свет. Больше всего меня поразили дырки в стенах между комнатками, почти везде, одни на уровне глаз, другие – чуть ниже живота.