– Точно, – согласилась я, так как теперь мы знали, что жених мой жив-здоров и даже бодр и весел, и от этого его поступок был еще ужаснее.

Правда была в том, что я любила Эдмунда, хоть отец и говорил, что он родился идиотом. Он был добрым малым, и я знала его с самого детства, и когда его призвали на службу, я согласилась с ним встречаться. И когда его отправили на фронт, он спросил, выйду ли я за него замуж, и я патриотически согласилась. Не то чтобы я с ума сходила от любви к нему, но он был очень мил, да к тому же отправлялся на бой за мир во всем мире.

Мы сидели вот так, в унылой зимней гостиной, и я подумывала, а не сделать ли еще глоточек. Пожар внутри уже погас, стало совсем неплохо, и, кажется, я настроилась на философский лад.

Я взглянула на телеграмму на камине.

– Интересно, какая она, эта Венди.

– Готова поспорить, та еще уродина, – верная мне Банти для выводов не нуждалась в доказательствах.

Мы помолчали немного, размышляя о грандиозности случившегося.

– Я всем об этом расскажу.

Прозвучало не очень убедительно.

– Маме и отцу, и бабушке, и преподобному Уиффлу.

Преподобный Уиффл был нашим приходским священником. Он страдал подагрой и косил на один глаз, но беседы с ним были приятны, если поймешь, в какой смотреть. По меньшей мере, он бы счел нашу с Эдмундом размолвку странной.

На самом деле, когда все об этом узнают, будет еще печальнее.

Отец скажет, что «этот мальчишка – первейший дурак в целом свете», а мама вмешается со своим «Альфред, ругань делу не поможет, но Эдмунд действительно поступил очень глупо».

Нет, это уж слишком.

– Банти, я останусь старой девой.

Я была на грани отчаяния.

– Перестань, у тебя еще все впереди, – возразила Банти.

– Нет, поезд уже ушел. – Нужно привыкать к новой жизни, нужно быть сильной. – Нытиков никто не любит, но снова через это пройти мне бы не хотелось. Хватит с меня всех этих помолвок. Сосредоточусь на карьере.

– Тем лучше для тебя! – Банти беспечно умолчала о моем провале с новой работой. – Кому сдался этот паршивый Эдмунд?

Она продолжала налегать на виски.

– Прости, но, – она хватала ртом воздух, – я, кажется, задыхаюсь!

Я похлопала ее по спине – безрезультатно. Включила радио в надежде, что поможет. Банти чуть слышно всхлипывала, из-за телеграммы или оттого, что готова была вот-вот отключиться.

Идти на смену в пожарную часть было еще рано, но, покончив с виски, я пошла в свою комнату, чтобы переодеться и подвести итоги. На самом деле я чувствовала себя прескверно. Даже если Эдмунд поступил так гадко, все равно он когда-то меня любил. Я думала, что он меня любит. Раз ты помолвлена, значит, тебя кто-то любит, разве нет?