– Куда вы направляетесь?

– Я отошел посрать.

– Я говорю про грузовик.

– Не знаю.

– Как это не знаешь? Ну-ка, сними маску.

Человек стащил маску и стоял, держа ее в руке.

– Говорю же, не знаю.

– Не знаешь, куда вы едете?

– Нет.

– Что за топливо?

– Дизельное.

– Много его у вас?

– Три канистры по пятьдесят пять галлонов. В кузове.

– Патроны есть?

Человек снова оглянулся на дорогу.

– Я же велел не оборачиваться.

– Да, есть.

– Где вы их взяли?

– Нашли.

– Вранье. Чем вы питаетесь?

– Едим что попадется.

– Что попадется, хм.

– Да.

Человек посмотрел на мальчика, сказал:

– Ты не выстрелишь.

– Надейся.

– У тебя в лучшем случае два патрона. Или даже один. И они услышат выстрел.

– Они-то услышат, а вот ты нет.

– Как это?

– Так. Пуля летит быстрее звука. Не успеешь оглянуться, как она очутится у тебя в мозгу. Чтобы услышать выстрел, нужны лобные доли и еще кое-что под названием «неокортекс» и «верхняя височная извилина». А их-то как раз у тебя и не будет. Одно месиво.

– Ты что, врач?

– Я никто.

– У нас есть раненый. Тебе зачтется, если ему поможешь.

– Я, по-твоему, похож на полного идиота?

– Кто тебя знает.

– Почему ты на него так смотришь?

– Куда хочу, туда и смотрю.

– Забудь. Еще раз на него глянешь, я тебя застрелю.

Мальчик сидел на земле, закрыв руками голову, выглядывал из-под локтей.

– Как пить дать, мальчишка голоден. Пошли-ка лучше со мной в машину. У нас покормят. А то уперся как баран…

– У вас есть нечего. А ну, вперед.

– Куда это?

– Двигай давай.

– И не подумаю.

– Нет?

– Не-а.

– Думаешь, не убью? Ошибаешься. Но я бы предпочел взять тебя с собой. Через милю-другую отпустим на все четыре стороны. Больше нам ничего не нужно. Тебе нас не найти. Даже не узнаешь, в какую сторону мы пошли.

– Сказать, что я думаю?

– Что?

– Что ты в штаны быстрее наложишь.

Пленник разжал пальцы, ремень упал на дорогу вместе со снаряжением: фляжка, старый армейский брезентовый патронташ, кожаный футляр для ножа. Когда отец поднял взгляд от этой кучи на дороге, подонок держал в руке нож. Всего два шага – и он между ним и мальчиком.

– Ну и что дальше?

Молчание в ответ. Внушительных размеров, но оказался на удивление проворный. Нырнул, схватил ребенка, перекатился, вскочил, прижимая мальчика к груди и приставив ему нож к горлу. Отец упал на колени, повернулся в их сторону, держа револьвер двумя руками, прицелился и с расстояния в шесть футов выстрелил. Человек опрокинулся навзничь, в дырке на лбу пузырилась кровь. Мальчик лежал у него в ногах, лицо его ничего не выражало. Отец молниеносно засунул револьвер за пояс, и закинул рюкзак на плечо, и рывком схватил сына, перевернул, и поднял, и усадил себе на плечи, и кинулся бежать по дороге, придерживая мальчика за коленки. Мальчик обхватил руками его голову. Весь в крови. Немой как рыба.

В глубине леса они наткнулись на старый железный мост, по которому почти исчезнувшая с лица земли дорога пересекала высохший ручей. Его мучили приступы кашля. Откашляться не получалось, какое там – не мог продохнуть. Свернул с дороги в лес. Повернулся и стоял, переводя дух, прислушиваясь. Ничего. Спотыкаясь, проковылял еще с полмили, под конец опустился на колени, положил сына прямо в листья и пепел. Стер кровь с его лица, прижал к себе:

– Все хорошо, все хорошо.

В тот долгий холодный вечер в надвигающейся темноте он услышал их только еще один раз. Притянул мальчика к себе. Кашель застрял в горле. Куртка висит на ребенке, как на вешалке. Трясется от холода. Подождали, пока затихнут шаги. Пошли дальше. Наученные горьким опытом, брели в полном молчании. Настала ночь и вместе с ней – могильный холод. Мальчика всего колотило. Лунный свет не пробивает мрак, идти некуда. В рюкзаке у них было одно-единственное одеяло. Он его достал, укутал сына. Расстегнул куртку, прижал мальчика к себе. Устроились на земле. Лежали довольно долго, никак не могли согреться. Тогда он сел и сказал: