– Куриный бульон, – говорит Кейн. – Сто лет его не ел.

– Я тебе постелю в убежище, – отвечает Адам.

В доме пахнет дымом и свежеиспеченным хлебом. Мейв, соседка, с самыми добрыми намерениями, но себе на уме, принесла им еды в обмен на куриные яйца, ну и, конечно, чтобы завоевать расположение брата. Кормежка за любовь. Но сердце Фрэнка не так-то просто покорить.

У Адама текут слюнки, пока он хлопочет возле кухонного стола, разливая дымящийся бульон по глиняным мискам. Куски курицы прилипают к половнику. Кухонька тесная, и Адаму приходится протискиваться боком между стульями и стенкой. Он подает Кейну миску бульона и сам садится напротив.

Кейн кладет руки на стол, вдыхает аромат пищи и поднимает глаза на Адама. Тот кивает, Кейн берет ложку и принимается шумно хлебать суп.

Фрэнк откидывается на стуле и смотрит, как парни жадно поглощают пищу. Потом тоже принимается за еду.

Фрэнк вытирает губы тыльной стороной ладони. Пальцы у него скрюченные и сплюснутые, с обломанными ногтями; суставы опухли и все в синяках. Эти руки пережили не одну бурю. Рабочие руки.

Фрэнк впивается взглядом в Кейна.

– Что ты умеешь?

Кейн пожимает плечами и продолжает хлебать суп.

Адам откусывает кусок хлеба.

– Он пускает блинчики по воде лучше всех, кого я знаю.

– Гонщику от этого толку мало.

– Еще он умеет нырять. Он достал до самого дна… – Адам осекается на полуслове.

Фрэнк упирается в Адама пристальным взглядом, не донеся ложку до рта.

– Ты тоже с ним нырял?

Адам не отвечает. Смотрит в тарелку.

– Ты не смеешь нырять в озеро, – Фрэнк сверлит брата свирепым взглядом. – Черт тебя подери, Адам! Ты работать должен, а вместо этого поперся купаться!

– Не могу же я целый день вкалывать, – отвечает Адам, проглотив суп.

Фрэнк качает головой и подносит ложку ко рту.

– Ошибаешься, – ворчит он.

В комнате наступает тишина. Слышно лишь, как Кейн хлюпает супом да чайник кипит и булькает на плите. Фрэнк отодвигает пустую миску, судорожно вздыхает и засовывает большие пальцы за ремень.

Кейн, не поднимая глаз, продолжает хлебать суп.

Адам проводит рукой по краю стола и замечает, что дерево истерлось и потрескалось. Он смотрит на пустую тарелку перед собой. Глина шероховатая, в царапинах. Адам переводит взгляд на окно, глядит на рваные, все в пятнах занавески, задернутые на ночь.

– Ну ладно, – произносит Фрэнк. – Все равно вы сейчас вряд ли думаете о работе.

Адам таращится на окно и ничего не отвечает.

Когда ужин закончен, Адам ведет Кейна в убежище. Они отпирают засов люка и спускаются по лестнице, освещая себе путь свечой. Адам шагает впереди, Кейн за ним. Воздух в подвале затхлый. Из курятника доносится резкая, раздражающая вонь куриного помета. Все в доме провоняло курами. Но здесь все же пахнет иначе: противный душок мешается с ароматом земли.

Убежище немногим лучше обычного подвала. Здесь нет ни тюков с прессованным сеном, ни сельскохозяйственных инструментов. Покрытые пылью мешки для семян свалены у голой стены, возле скрученного мотка проволоки. В темном углу – пустой баллон из-под кислорода. Рядом висят кислородные маски, отбрасывая на стену причудливую тень. Вдоль стены тянутся полки, заставленные консервами и коробками с припасами. Бетонный пол, отполированный временем. Обстановка суровая, ничего лишнего. Но все-таки здесь тепло, и когда наступает зима и земля промерзает, Адам и Фрэнк спускаются в убежище, чтобы пережить холода.

– Фрэнк на самом деле не такой грубый, каким хочет казаться, – Адам с глухим стуком ставит свечу на бочку. Вокруг оранжевого огонька расплывается пятно света, и углы убежища погружаются во мрак. Из-под двери сквозит, и пламя мигает. Ночной ветер грохочет задвижкой.