– Потанцуй со мной, Джек. – Я схватила его за руку. Она тяжело висела, пока я вставала на ноги.

Я не могла даже вспомнить, когда танцевала в последний раз, не говоря уж о том, что приглашала кого-то на танец. Мне было приятно. Мы шаркали вокруг костра, а теплые руки Джека держали меня за талию. Я положила голову ему на грудь и слышала барабанный бой его сердца. Я казалась себе оракулом, слушающим его ритм. Он говорил мне, что я была в равных долях землей и звездами, в равных долях животным и душой. Я была надеждой. Я была катастрофой. Я была любовью. Я была враждебной всему миру. Я была моей сестрой. Я была его дочкой. Я была Джумой. Я была Джеком, Джеком, Джеком, Джеком.

– Мне нравится слушать, как бьется твое сердце, – сказала я. – И как ты произносишь мое имя. Родель. Я чувствую себя красивой.

– Ты и есть красивая. – Он остановился на полушаге, словно я сбила его с ритма. Он взял меня за подбородок и посмотрел на игру золотого света на моем лице. – Ты безумно красивая.

В тот момент я поверила ему, хотя сама не стала бы описывать себя такими словами. Я почувствовала себя безумно красивой, хотя на моем лице не было ни капли косметики, одежда смялась, а ногти были неровные и без маникюра. Я поверила ему, потому что он сказал это с простотой стороннего наблюдателя, словно и сам только что это заметил.

Кровь приливала к моим щекам, губам, надбровным дугам, кончику носа – всюду, где взгляд Джека обжигал мою кожу.

– Нет. – Я спрятала глаза. Мне показалось неправильным, что я испытываю такой взрыв радости и возбуждения. – Мо была красивой. И интересной. И забавной. Мне не хватает ее. Ужасно не хватает.

Джек не отошел от меня, но мы с ним оба словно отступили на шаг от того, что вспыхнуло между нами, и вернулись к собственным мыслям, собственному горю. Мы молча покачивались, и я еще сильнее ощущала ласковое тепло его рук. Он весь был такой горячий – горячее огня.

– Это Бахати так смеется? – пробормотала я, прижавшись щекой к его груди. Джек был высоким, самым высоким из парней, с которыми я когда-либо танцевала. – Что он тут делает?

– Я не знаю, что ты там курила, Родел, но это не Бахати. Это гиена. Где-то неподалеку. – Он рассмеялся.

– Мне нравится, когда ты смеешься. Я имею в виду, когда ты по-настоящему смеешься. Смех начинается тут. – Я дотронулась до его горла. – Но я чувствую его тут. – Я приложила пальцы к его груди.

И тогда мы оба почувствовали – вспышку чего-то огнеопасного, словно из костра выскочил горящий уголек. Наши глаза встретились, и Джек внезапно застыл как камень, напряглась каждая мышца на его торсе. Его грудь обжигала мою ладонь, словно все наши чувства сплавились там и превратились в обжигающую лаву. Потом он кашлянул и отошел на шаг.

– По-моему, тебе пора ложиться спать, – сказал он.

Я кивнула, потому что мне казалось, будто я стояла на рыхлом песке. У меня дрожали ноги и колотилось сердце. Должно быть, все дело было в трубке, потому что я стала как вареная макаронина – вся обмякла и обессилела.

Я уж не помню, то ли я шла сама, то ли Джек отнес меня в палатку, но он уложил меня в постель и закутал в одеяло.

– Спокойной ночи, Родел.

– Спокойной ночи, Джек, Джек, Джек, Джек.

Я услышала, как тихо стукнули его ботинки и заскрипела кровать. Жужжание ночных насекомых и пьянящее тепло костра почти утянули меня в сон, когда раздался громкий рык.

– Это лев? – сонно пробормотала я. Он прозвучал словно рядом с нашей палаткой, но я слишком устала, чтобы бояться.

– Да. Но не так близко, как кажется. Львиный рык разносится на большое расстояние.