– Это за то, что призренцам глаза отвел… Это за то, что про Графа вызнал… хотя пока что я не знаю, верно ли ты сказал. Но я тебе верю, Игнаш. Это… это задаток. Пять монет. После того как к Графу дорогу укажешь…

– Кому укажу?

– Карателям. Сегодня же велю колонну снаряжать.

– Ладно.

– Стало быть, после того как к Графу нас направишь и как окажется, что вещь у него, тогда получишь еще десять.

– Пятнадцать. И возмещение расходов.

– Пятнадцать и возмещение расходов. Я не торгуюсь, Игнаш, ты только дело сладь. Как действовать будешь?

– Нынче поеду домой… – Мажуга ссыпал золото в свой кошель. – Соберусь, распоряжения по хозяйству раздам, ну а уж после отправимся. Сопровожу вас в одно место, там насчет Графа поспрошаю. Сколько вашей колонне времени нужно, чтоб собраться?

– День нужон. Это ты на подъем легкий, а карательная колонна – немалое хозяйство, ее враз не снарядить.

– Значит, я буду на своей ферме и колонну поджидать стану. Бывай, стал-быть, Самоха.

Мажуга поднялся, потянув цепь. Йоля тоже торопливо вскочила. В дверях сыскарь обернулся и сказал:

– Пиши, Самоха, пиши сразу, не то опять позабудешь.

– Чего писать?

– А вот здесь, над дверью: «Асташка, Мажуга, труба». Чтобы всегда перед глазами иметь.

К сендеру Мажуга пошел кружным путем, потому что прикинул: возле лотка застреленной торговки сейчас караул призренцев, а лишний раз показывать им Йолю не хотелось. По пути свернули к лотку, где торговали снедью. Мажуга купил жареной крысятины, сам поел немного, почти все отдал Йоле:

– Пожри, что ли, кочерга, не то по дороге на косточки рассыплешься. Вон тощая какая.

– Фя не тофяя, а фтрофная… – с набитым ртом заявила девчонка. Потом прожевала и повторила: – Стройная! Чтобы в окошко пролезть сподручней было, в воздуховод или в лаз какой, вот поэтому!

Игнаш только головой покачал.

На парковке Агир, когда услыхал, что Ржавый уезжает, принялся укорять: так и не посидели, хотя Мажуга обещался. Девчонка на цепи его будто и не удивила – в старые времена Мажуга всяко чудил, с него и не такое станется.

Игнаш буркнул:

– Не серчай, Агир, у меня, видишь, срочные дела опять. Не могу задерживаться. – Проверил груз в багажнике: все верно, инструменты уложены. Кивнул Йоле: – Садись. Ногу давай. Выше, выше задери! – Отстегнул цепь с правой лодыжки, пропустил в стальную скобу, служившую дверной ручкой, потом снова защелкнул на ноге.

– Дядька Мажуга, ты ж цепь обещал с меня снять, – напомнила воровка.

– Я сказал: когда из города уедем. Сиди, не вякай, цепью не бренчи. Не ровен час караул прицепится или призренцев по пути встретим.

Насчет призренцев Мажуга, конечно, сказал нарочно – пусть Йоля напугается и ведет себя смирно. Так-то они на окраинах не появляются, их цех в самом центре города разместился, и сами они ближе к центру обычно бродят. Но мало ли…

Махнул напоследок рукой хромому и врубил мотор. Сендер закашлял выхлопными газами, стал медленно разворачиваться, выезжая с парковки.

В тоннеле на выезде из города стеной стоял чад. Свет мощных электрических ламп не мог пробиться сквозь эту пелену, дым в их лучах казался зеленоватым.

Когда наконец вынырнули из тени, Мажуга остановил сендер у обочины, приоткрыл дверцу и, свесившись вбок, стал кашлять и отхаркиваться. Слюна изо рта летела желтовато-черная.

– Что с тобой, дядька Мажуга? – поинтересовалась Йоля. – Поперхнулся, что ли? Что это из тебя сыплется?

– То Харьков ваш из меня выходит… тьфу!

– А, вон чего… Ну ты вот чего, как Харьковом проплюешься, цепь-то сними с ноги, а то я этими замками косточку отбила. Сними, ты ж обещал!