Джек выбрал «малину» и стюард подал ему крохотную бутылочку с водой, которую тот сразу открыл, но выдержал паузу, собираясь с духом.

Эх, был бы рядом бывалый геолог Александр – он бы поддержал, но его билет оказался в другую галерею.

Наконец, таблетка была принята и пришло время выбирать капу – которых также имелся целый набор – на любой цвет.

И вовсе она оказалась не горькой, как рассказывал когда-то Рори Дипшнайдер. Хотя, с тех времен тут – в «лонг-шипах» все могло поменяться.

Джек осторожно достал из прозрачной упаковки тоненькие наушники для электронного сна и кое как приладил их на голову.

Потом вопросительно взглянул на стюарда.

– Пока и так сойдет, я позже подойду – поправлю. Отдыхайте.

Джек так и сделал. Устроившись поудобнее, он еще раз ощупал чемодан и убедившись, что тот рядом, постепенно провалился в сон.

А через несколько минут, стюард, проходя мимо, поправил на пассажире наушники, потом вытащил его чемодан и открыв багажную полку, забросил на нее багаж.

Он любил, чтобы у него в галерее был порядок. Лишь после этого он мог отправиться в кают-компанию для среднего звена, где стюарды и стюардессы, позволяли себе расслабиться до следующей станции.

Выпить, в нарушении инструкций чего-то легкого, потом нарушить правила как-то еще, но те, кому было за тридцать пять, предпочитали другим забавам партию в «тримбурт».

На огромном «лонг-шипе» трудилось более двух десятков служащих, не считая группы пилотов, поэтому здесь устраивали настоящие чемпионаты, в которых участвовали все, кроме доктора.

Он не имел права нарушать никаких инструкций и даже в туалет отлучался со служебным планшетом, на который подавался сигнал тревоги, в случае, если жизненные параметры какого-то из пассажиров выходили за пределы нормы.

Тогда беднягу будили, кололи поддерживающими средствами и держали в бодрствовании до окончания рейса.

А показатели Джека были в полном порядке и ни в какой медицинской помощи он не нуждался.

Ему снились сны. Очень яркие, на грани реальности, где он шагал по непроходимым джунглям, снося лианы и ядовитые лопухи лихими ударами острого мачете.

Взлетали напуганные жуки и бабочки, птицы на деревьях начинали неодобрительно переругиваться, а он все шагал и рубил, чувствуя в этом какое-то свое главное предназначение.

Он понимал, что непременно должен куда-то идти, но о конечном пункте этого пути ничего не знал, испытывая радость уже от этой простой работы.

И уже наблюдая впереди просвет среди высоких деревьев, переплетенных в несколько ярусов колючими лианами, он срубил очередную их связку, которая обрушилась на него вместе со скопившейся влагой, полчищами слизней и личинок жука-пилильщика. Это было жутко неприятно и он закричал.