– Я не знал вашего…

– Вы были у него! Думаете, я этого не знаю? Вы были у него несколько дней назад, накануне выхода романа из печати.

– О чем вы? – удивился Терехов. – Я? Был у вас?

– У Эдика.

– А вы… Если он ваш муж…

– Мы обсуждаем наши отношения или ваше преступление?

– Какое… Я не знал Ресовцева! Я не был у вас дома! Никогда! – Терехов не заметил, как перешел на крик, официант уже спешил к их столику, а метрдотель, стоя у выхода в кухню, делал какие-то знаки – видимо, призывал к спокойствию.

В зале прекратился стук вилок и ножей, стих монотонный гул разговоров, все головы обернулись в их сторону, и Терехов почувствовал себя будто на лобном месте, голова его лежала на плахе, он не видел палача, но ощущал его присутствие, его тяжелую походку, под ним прогибались доски настила, а холодная сталь меча на мгновение коснулась затылка, будто человек в красном примеривался для точного удара.

Видение было мгновенным и исчезло, когда подошедший к столику официант спросил, все ли в порядке.

– Да-да, – Медовая одарила официанта странной улыбкой, – принесите нам еще по чашечке кофе, пожалуйста.

– Я все время надеялась, что в вас заговорит наконец совесть, – сказала она, когда официант отошел, а гул разговоров в зале возобновился. – Я думала, что… Ну хорошо. О вашем посещении я узнала от соседки после того, как… После того, как Эдика не стало.

– Я никогда не был… – Терехов не закончил фразу. Он знал, что не был знаком с Ресовцевым, но убежденный блеск в глазах женщины свидетельствовал: она верила в то, что сказанное ею – правда. И спорить бессмысленно. Он был у Ресовцева? Пусть докажет.

– Вас не было дома, когда я… приходил к вашему мужу? – выдавил Терехов.

– К сожалению. У нас с мужем были особые отношения, вас они не касаются ни в коей мере, – сказала Медовая, подняв на Терехова тяжелый взгляд. – Меня не было дома весь вечер, и Эдик ничего не сказал о вашем посещении.

– Так почему же вы…

– Когда Эдик… когда это произошло… Была милиция, следователь, они опрашивали всех, соседей тоже… Я слышала, как Лидия Марковна… она живет этажом ниже… сказала, что вечером у мужа был посетитель. Милицию это не заинтересовало, они хотели знать, что происходило в день, когда… Я потом зашла к Лидии Марковне, и она мне описала… Это были вы! Среднего роста, лет сорок с небольшим, серый костюм – вы и сейчас в нем, – зеленая рубашка в светлую полоску и бежевый галстук – тот, что сейчас на вас. Волосы черные с проседью, зачесаны на косой пробор… Большой нос с горбинкой… Гладко выбрит…

– И все это вам сказала соседка? – иронически поинтересовался Терехов. Конечно, Медовая просто описала то, что видела, правда, рубашка на нем сейчас была бежевая, но зеленая действительно висела на плечиках в шкафу, откуда эта женщина могла знать о ее существовании? Впрочем, даже сказав наобум, она вряд ли ошиблась бы – у всякого мужчины есть в запасе рубашка зеленого, модного нынче цвета.

– Все это мне сказала соседка, – повторила Жанна Романовна. – И еще сказала, что пришли вы примерно в восемь часов, в руке у вас был черный кейс, вы долго звонили в дверь, а Эдик в это время дремал и открыл не сразу. Вы пробыли у него около часа. Ушли в начале десятого.

– Все это время ваша соседка смотрела в дверной глазок? – Терехов пытался свести разговор к шутке, но иронию Жанна Романовна не воспринимала.

– Нет, – сказала она, – Лидия Марковна услышала, как хлопнула дверь, и выглянула посмотреть – из чистого любопытства.

– Господи, – пробормотал Терехов. – Что же это происходит на свете? Все слова… Ваши слова, мои слова…