Спустя много лет после исчезновения Архитектор предложил нарисовать светом несуществующий дом, в котором родился Толстой, – проект разовый, но уж больно красивый. Он чем-то был похож на буддийскую мандалу, что выделывают из песка и они тут же исчезают.

Откуда-то притащили множество прожекторов, что уставились разноцветными глазами в небо, и вот однажды ночью они зажглись.

Посреди усадьбы стоял большой дом, сквозь который проросли деревья. Внутрь можно было зайти, но для того, чтобы подняться на верхние этажи, пришлось бы карабкаться по стволам. Там среди ветвей парило в воздухе место, где родился Толстой.

В сумраке между деревьями светились контуры этажей, а вокруг бродили приглашённые гости с пластиковыми стаканчиками в руках. Они крутили головами и воображали прошлое, как когда-то представлял себе это Виктор Шкловский: где-то там, в высоте, плыл знаменитый клеёнчатый диван, на котором впервые в жизни завопил будущий бородатый гений.

Сейчас мне кажется, что так это и было, хотя, кажется, Архитектор не успел построить дом из света.

Во всякой русской местности есть какое-нибудь специальное место, куда ходят женихи и невесты сразу после того, как их союз признан Богом или людьми. То они идут к мятущемуся Вечному огню, то ломятся на какую-нибудь смотровую площадку. Ходят на могилы Толстого, Пушкина, прибайкальские жители ходят на могилу Вампилова. С могилами всё ясно и довольно символично: это древний дохристианский обычай – ходить чуть что на могилы предков. Отсюда и могила Толстого, и могила Вампилова у Байкала, и Вечный огонь – повсеместно.

Правда, некоторые жители Москвы и Московской области ездят по Ярославскому шоссе в сторону Радонежа. Там есть памятник Сергию Радонежскому – человеческая фигура с врезанным в неё силуэтом мальчика.

Конечно, люди просвещённые много что сказали об этом символе, но краше всего народные объяснения: за ними правда, а не за учёными теориями.

Я как-то отправился туда в надежде купить животворящую простоквашу в церковной лавке и разговорился с каким-то жителем о памятнике. Он поведал, что это символ плодородия, оттого его привечают нерожавшие и бесплодные.

Тульские жители, свершив обряд брака, едут в Ясную Поляну. Через реку Воронку женихи носят невест. Носят, правда, по мосту. Река символизирует жизнь, понятное дело, жизнь прожить – не через Воронку пронести, но всё же.

Я не раз видел эту картину, причём женихи были изрядно выпившие.

Невесты, впрочем, тоже. Одна из них тревожилась по понятной причине и громко орала шатающемуся жениху в ухо:

– Ты…, смотри, не грохнись, – она употребляла, впрочем, другое русское слово, – смотри…

А жених сопел ей в ответ:

– Не боись, сука, не боись. Не грохнемся, – он возвращал глагол…

Это была идеальная пара. Да.

Вся русская литература парна, она всегда двоится: Маяковский – Есенин, Толстой – Достоевский… Никому, впрочем, нет дела до того, как было на самом деле, а про Достоевского я было начал рассказывать.

А как рассказал про Достоевского Архитектору, так тот посмотрел на меня пристально и спросил про Солженицына.

Тут я вспомнил другой разговор с одним Профессором, что учил меня литературе и тоже говорил о неразрывности пары Шолохов – Солженицын.

– Многие этого не понимают, – вещал он. – Ты писатель, а не понимаешь смысла существования Шолохова и Солженицына в литературе. А может, именно поэтому и не понимаешь.

– Чё? – Я не сдавался.

– Ничё. (Профессор часто бывал нетрезв, и не только в коридорах моего литературного техникума, но и на лекциях.) Дело в том, что вся жизнь Солженицына была посвящена противоборству с Шолоховым. Ещё с тех пор, когда он читал его в первый раз, и потом.