Фредерик обнял её за плечи, вздрагивающие от беззвучных рыданий.

— От Вестена до Трира несколько дней пути...

Она кивнула:

— Сейчас лето, дороги сухие. Должны быть те, кто путешествует по большим трактам. Если в обоих городах есть Академии, то должна быть и налаженная связь между ними, ведь студенты со всей страны как-то добираются до Вечных гор.

Юноша поправил волосы сестры, призывая её обернуться и посмотреть ему в глаза:

— Ты веришь этому человеку, этому магистру Тэрону?

Она вздохнула:

— Не знаю. Но мне показалось, что он может помочь, понимаешь?

Фред кивнул.

— И всё-таки ты выбрала слишком опасный путь.

— А какой путь выбрал бы на моём месте ты? — Она чуть улыбнулась, заметив и на его ресницах блестящие в лунном свете слёзы.

— Точно такой же, — честно ответил брат. — Поэтому и хочу пойти с тобой вместе.

— Нет, — отрезала она, вложив в это слово всю оставшуюся после ночных происшествий силу. Он отвёл взгляд и поник, опустив плечи.

Со стороны реки были слышны ещё отголоски празднества — сливающиеся в мелодичные куплеты призывы рассвета, первых солнечных лучей. Небо на востоке загоралось белым золотом.

— Возвращайся к Белле и остальным, — тихо попросила Лиза, но брат отрицательно помотал головой.

— Я провожу тебя. Хоть сколько-нибудь.

Она окончательно стёрла со щёк застывшую холодными дорожками влагу и оседающую росу.

— Путь до Гримта не опасен, к тому же мы ведь будущие боевые маги, а не какие-нибудь беззащитные библиотекари, верно? Ты должен быть здесь, когда проснутся родители и сестрёнки.

Фред упрямо подхватил её сумку:

— Хотя бы до поворота.

Лиза посмотрела на небо:

— Ладно. Но только до поворота.

***

Такого переполоха дом лекарей Сандбергов не видел с тех самых пор, как юный Эдвин случайно поджёг соломенную крышу сарая. Сейчас рослый и бородатый отец четверых детей, он возмущённо громыхал в столовой, допрашивая перепуганного жениха Лизы и его не менее перепуганных родителей о том, куда подевалась невеста. Фред предусмотрительно прятался на чердаке, ожидая, когда отец остынет и можно будет поговорить с ним и с матерью без угрозы получить по шее или быть запертым в тёмном подполе. Гости из Брайтхейма поспешно засобирались домой. Сония уговаривала их остаться, проснувшиеся младшие сёстры наперебой кричали и ревели, дедушка что-то бубнил, призывая всех к спокойствию, но скандал с каждой минутой только разгорался. Вскоре пришёл и черёд Фредерика: послышался тяжёлый топот башмаков по лестнице, и с треском распахнутая дверь явила ему раскрасневшееся от гнева лицо отца.

— Куда она побежала? — выдохнул Эдвин.

— Я не знаю, — соврал юноша, отвернувшись и напрочь забыв о том, что более всего на свете отец ненавидит враньё.

— Ты знаешь! — угрожающе прорычал лекарь, приближаясь к сыну. — И скажешь правду немедленно, иначе я выпорю тебя во дворе при всех твоих дружках и подружках! Чтобы они посмотрели, какой ты у нас великий боевой маг!

В другой момент Фред ни за что не поверил бы в подобную угрозу, но сейчас на отца было страшно смотреть, и он на всякий случай втянул голову в плечи.

— Сговорились! Опозорили семью на всю округу! — Мужчина рванулся к сыну, ухватил его за рубаху, тяжело дыша. — Говори же, где Лиза?

— Далеко! — выкрикнул ему в лицо Фред. — Надеюсь, что уже далеко! И никогда не вернётся к вам, потому что вы её предали!

— Да как ты смеешь такое говорить! — вскипел отец, уже занося руку, чтобы отвесить наглецу оплеуху, но сын не отводил взгляда, и в глазах его бушевали огонь и негодование.

Эдвин сдержался. Он никогда не бил своих детей, но, если бы не этот взгляд, непременно нарушил бы свой непреложный принцип. Взгляд Фреда отразил его самого, позволил ему заглянуть внутрь себя — искажённого злобой, задыхающегося, — и это внезапно подействовало отрезвляюще, как ушат ледяной воды. Лекарь разжал пальцы и схватился за голову. Крыша чердака не позволяла ему стоять здесь в полный рост, а потому он опустился на плетёную подстилку и прислонился спиной к деревянной подпорке, пытаясь отдышаться.