– Ну, милостив Карачун оказался, добрались, – скинув шапку, размашисто перекрестился рыжебородый. – Хороший день, боярин, как полагаешь?

– Пока нравится, боярин, – согласился Борис, поскольку обращались к нему. – А что, в пути напасти случались?

– В пургу попали нежданную, – насадил лисий треух обратно на голову старший обоза. – С головой замело, хочешь – верь, хочешь – нет. Аккурат через поля шли. Все вокруг бело, все ровно, насколько глаз хватает. Ни дров, ни сена, ни воды. Куда править – неведомо. Помыслили, все, настал нам карачун полный. Заблудились.

– И как выбрались?

– Наугад пошли. Хоть согреться, покуда силы есть. Опосля Неждан дым заметил. Под него повернули, да вскорости к деревне вышли. Пока отогрелись да лошадей откормили, ужо и развиднелось. Неждан, сие брат мой младший. Другой Третьяк именем. Меня же люди Малютой кличут. Из рода Скуратовых мы, которые Бельские.

Двое боярских детей, пропускающих обоз вперед себя, приветственно подняли руки в заячьих меховых рукавицах.

– Меня можно Борисом Федоровичем звать, – спокойно ответил паренек.

Боре не очень нравилось показное радушие и словоохотливость поставщиков товара. Нередко она скрывала недостачу или порчу, от каковой купцы и пытались всячески отвлечь внимание стряпчего.

– Я смотрю, молод ты зело, Борис Федорович, а уже при дворе царском служишь, – подмигнул ему боярский сын Малюта. – Как же тебе так повезло?

– Я не служу. Я помогаю, – проявил скромность паренек и прошел в ворота.

К его удовольствию, никаких недостач или порчи в привезенной рыбе не нашлось. Помялась в дороге немного, кое-какие тушки поломались – но стоило Боре указать на них пальцем, как рыжебородый боярин тут же бросил на замену отдельно лежащих щук, и стряпчий согласно кивнул:

– Принято! Грамоту я в конторе подпишу. На улице чернила мерзнут.

– За доброту, за хлопоты… – многозначительно стрельнул глазами на осетров Малюта. – Иные приказчики всю душу вынут. А ты, боярин, смотрю, честный. Мзды не вымогаешь. Возьми за просто так, от души.

Подобные подарки Бориса тоже беспокоили, ибо за ними неизменно следовали некие просьбы или посулы, и потому стряпчий достаточно сурово ответил:

– По описи в погреб царский определю, сейчас укажу, куда выгрузить.

– Как скажешь, боярин, – не стал спорить мужчина.

Теперь внешне все выглядело вполне благопристойно: стряпчий взял дорогую рыбу – рубля на три самое меньшее – не себе, а принял в царское хранилище. А то, что в описи будет указано «дву осетр от Малюты на хранение», кто же из посторонних сие узнает?

– Полный месяц добирались, Борис Федорович, – поспешая за пареньком, посетовал Малюта. – Утомились, намерзлись, запылилися. Нам бы баньку принять да хоть несколько деньков отлежаться.

«Вот и всплыли осетры «благодарности», часа не прошло», – усмехнулся про себя Борис и развернулся, вскинул руку:

– Видите навес меж воротами и амбарами? Распрягите лошадей и туда поставьте. Токмо холопов своих определите, дабы за ними присматривали! Воду и сено можете брать невозбранно, я разберусь. Место для отдыха найду, баню устрою.

– Ага… – Рыжебородый показал своим спутникам большие пальцы. Похоже, он решил, что заключил отличную сделку. Пара рыбешек, и без того заложенных на вынужденную мзду, на глазах превращались в несколько дней дармового отдыха при царском дворе.

Борису же сие никаких хлопот не стоило, ибо людские горницы в слободе имелись обширные, народу в них ночевало много. Десятком больше, десятком меньше – никто ничего и не заметит. Точно так же и с банями. Дворни много, мыться нужно всем – топились постоянно. На десяток незнакомых гостей никто и внимания не обратит. С сеном же Годунов разберется, когда недельный расход считать станет.