– Зато ты никогда не ошибаешься, – вздохнула Шанита. – Всегда найдешь подходящую почку или селезенку. Да? Может, все-таки посмотришь в глаза моему любимому?

– Что это изменит? Меня в задницу ударит молния? – безразлично спросил Евгений и, тем не менее, с неохотой покосился на фото. Какой-то тощий дурачок с не менее дурацкой прической. Как сказал бы тот имбецил на стоянке, вылитый «педик».

– Если бы ты не убил его, у нас были бы дети, – мечтательно произнесла Шанита, и по ее бледной щеке скользнула слеза.

– Хватит этих соплей. Вытяни руки, – приказал Золотарев. Его уже начала утомлять эта ситуация.

Она непонимающе глядела на него, и тогда Евгений наклонился, стальной хваткой вцепившись в локоть Шаниты. Рука была теплой и слегка дрожала.

– Это будет очень быстро, – улыбаясь, пообещал Евгений. Блеснувшее в сумерках лезвие скальпеля мягко вошло в плоть. Хирургический нож медленно двинулся вниз к запястью, оставляя за собой страшную расползающуюся рану. Кровь запузырилась, стремительно вытекая из рассеченных вен, влажно заблестели оголенные мышцы, связки и сухожилия. Запахло металлическими стружками.

– Я мог бы сделать все быстро, – пыхтя, заговорил Золотарев. – Но тогда бы все закончилось в считаные минуты. А я этого не хочу.

Шанита не издала и звука. Она сидела, выпрямив спину с покорно вытянутой рукой, которая постепенно окрашивалась кровью.

– Давай вторую.

Шанита повиновалась и, заглянув в ее уставшие глаза, Евгений почему-то подумал о зомби. Сделав точно такой же разрез на правой руке, он вытащил из слабеющих пальцев женщины замусоленное фото.

– Все это дерьмо, – обронил он, порвав фотографию на части. Обрывки карточки опустились на Шаниту, как осенние листья.

Евгений поднялся на ноги.

– Интересно, как поступила бы на моем месте ты, детка, – сказал он, споласкивая скальпель в ручье. – Не сомневаюсь, что ради своего ребенка ты, не задумываясь, вырвала бы у кого-нибудь сердце.

С ничего не выражающим лицом Шанита разглядывала руки. Казалось, она слабо понимала суть происходящего, пребывая в наркотическом дурмане. Края кошмарных ран разошлись, обнажая сырую плоть, сочащуюся кровью.

– Это просто инстинкт выживания, – продолжал Евгений. – Я не мог позволить погибнуть своей дочери. Так что все закономерно. Твой парень дал жизнь моему ребенку. Значит, так было предначертано свыше. Так тебе будет легче? А, детка?

– Зачем ты раздел меня? – приглушенно спросила Шанита. – Впрочем… какой смысл задавать такой вопрос садисту и извращенцу.

– Ты права, – подмигнул Золотарев. – Я люблю смотреть на голых баб, из которых капля за каплей вытекает сок, то есть жизнь.

Дрожащими руками Шанита пыталась подобрать с земли обрывки фотографии. Они мгновенно покраснели от крови, но она все равно с ожесточенным упрямством пыталась сложить измятые пазлы в единую картинку.

– Я буду делать все, чтобы я и мои близкие прожили как можно дольше, – разглагольствовал Евгений. – Надеюсь, через несколько лет медицина и трансплантология шагнет намного дальше, и человек сможет менять износившиеся органы, как детали на машине. Лично я рассчитываю прожить порядка ста тридцати лет. При правильном питании и здоровом образе жизни это вполне осуществимо.

– Сядь со мной, – тихо проговорила Шанита.

– Это еще зачем? – удивился он. – Увольте, мадмуазель. Наше свидание подходит к завершению. И вообще, вы не в моем вкусе.

Шанита глубоко вздохнула.

– Садись. И перережь свои вены, – прошептала она. – Тогда ты умрешь чистым. Мы уйдем вместе.

Евгений расхохотался, запрокинув голову. Он стоял на дне затхло-холодного оврага со скальпелем в руке, рядом с разбитым мотоциклом стоимостью два миллиона, рядом с истекающей кровью цыганкой и смеялся, и этот смех больше всего смахивал на злобное карканье.