– В чем отличие украинца от россиянина? Украинец больше ценит личную свободу, – уверенно говорит Андрей. – Россиянин привык быть солдатом империи, а украинец – индивидуалист. Я не вижу ничего страшного в том, что сюда придут американские ракеты. Я могу быть гражданином мира. У нас страна – проходной двор, ну и прекрасно. Вот вы, Даша, мыслите государственными, стратегическими перспективами, играете, грубо говоря, не за себя, а за муравейник.

– То, что вы, Андрей, называете муравейником, это моя родина, моя страна и мои люди, – отвечаю я. – Вот именно потому, что русские думают не только за себя, а за родину, у нас есть государство, а у вас его нет.

– Зато мы ходим по улицам и не боимся, хотя у нас сейчас нет ни милиции, ни армии, – возражает Андрей. – У нас гражданское самосознание гораздо выше, чем у вас.

– Это вы говорите потому, что вас пока не грабанули мародеры. Вот когда ограбят, куда вы побежите? В милицию. Вы в Киев поезжайте. Там ходят веселые люди в масках и с автоматами в руках. Вам понравится. У вас, новых украинцев, в ходу правовой нигилизм и полное неприятие власти.

– Зато у нас есть романтический запал, – говорит Андрей. – Мы строим новое, свободное государство. Украина – это большой порто-франко.

Мечты о свободе в конкретном городе Луганске рухнули буквально за пару дней. Начались аресты пророссийских активистов. Я встретилась с запуганной красавицей-блондинкой Настей Пятериковой, активисткой «Луганской гвардии». Бедная Настя пряталась, как затравленный заяц, хотя старалась держать себя в руках. Говорила с достоинством:

– Я из города Червонопартизанск, что на границе с Россией, из простой семьи: отец – шахтер, мама – преподаватель в женской колонии. У нас в городке сначала на революцию никто и внимания не обратил: все заняты, работают. А я в это время работала в Луганске танцовщицей в ночном клубе, а потом, когда занялась политикой и вступила в «Луганскую гвардию», стала получать угрозы через социальные сети. А моим родителям листовки с оскорблениями даже в почтовый ящик бросали и довели мою маму до реанимации.

Наши активисты выступают против новой власти и назначенцев из Киева, против людей в масках и беспредела. Люди хотят референдум по федерализации. Некоторые мечтают о присоединении к Крыму или даже к России, хотя об этом им публично запрещено говорить. Тогда сразу арест. Люди в отчаянии. Вчера ночью задержали нашего активиста, причем милиция не показывает удостоверений, не вызывает повесткой, а просто хватает ребят на улице. За мной ведется открытая слежка. В городе появилось много новых сотрудников милиции, явно приезжих. Им наш палаточный городок у памятника Ленину как кость в горле. Нас никто не финансирует, никто не помогает, хотя в организацию записалось уже больше 10 тысяч человек. Мы пока держимся. Но это очень тяжело, когда не знаешь, что будет с тобой завтра.

Политолог Сергей Барышников – большой, вальяжный человек со вкусом к хорошей жизни. Считает себя типичным «революционером из кафе». «Ну, за вас, за нас и за Донбасс!» – говорит он, опрокидывая рюмку хреновухи, и крякает от удовольствия. Взгляды он высказывает отчаянные, за которых людей сразу «винтят».

– Крым идет домой, к маме. Наконец-то! Мы тоже хотим домой, – говорит он с внезапной тоской. – Крым был на шестьдесят лет вырван из естества России, а нас всего девяносто лет назад добровольно-принудительно загнали в Украину большевики. Почему МЫ не можем идти домой?!

Если западенцы осуждают Ленина и сносят ему памятники, они должны осуждать и его деяния: насильственное включение в состав Украины территорий войска донского и запорожского и Новороссии. Большевики, желая увеличить прослойку промышленного пролетариата в советской Украине, обманным путем отрезали западные и частично южные территории России и обозвали все это ужасным словом УССР. Мы тоже сейчас восстанавливаем свою идентичность, свое самосознание. Донбасс, как связанный Гулливер, переворачивается с боку на бок и пытается встать. Давайте называть вещи своими именами: мы ОККУПИРОВАНЫ Украиной!