Это был один из лучших уголков в городе, а теперь от него не осталось и следа. Армия людей с лопатами надвинулась на прекрасный зеленый холм и снесла его, а безобразный плоский пустырь покрыла гнетущим, отвратительным белесым цементом и настроила магазинов, гаражей, контор и автомобильных стоянок, – кричаще новые, они резали глаз, – и теперь как раз под тем местом, где стояла прежде старая гостиница, строился новый отель. Предполагалось, что это будет здание в шестнадцать этажей, сплошь стекло, бетон и прессованный кирпич. Оно было словно отштамповано гигантской стандартной формой, что лепила отели, как печенье, – тысячи штук, совершенно одинаковых по всей стране. И чтобы отличить это детище штампа и однообразия хоть каким-то, пусть поддельным достоинством, отель предполагалось назвать «Либия-Ритц».
Однажды Джордж столкнулся с Сэмом Пенноком – товарищем детских лет и однокашником по колледжу Пайн-Рон. Сэм мчался по людной, шумной улице своим прежним торопливым, стремительным шагом и, даже не здороваясь, заговорил – речь его, и в былые годы хриплая, резкая, отрывистая, показалась Джорджу совсем уж лихорадочной.
– Ты когда приехал?.. Надолго?.. Что скажешь про наши дела?.. – И, не дожидаясь ответа, вдруг спросил вызывающе, нетерпеливо, почти презрительно: – Ты что ж, так и намерен оставаться всю жизнь учителишкой на жалованье две тысячи в год?
Этот пренебрежительный тон, это высокомерие, которое сквозило в повадке всех здешних жителей, раздувающихся от сознания своего богатства и преуспеяния, уязвило Джорджа, и он ответил в сердцах:
– Бывают занятия и похуже, чем учить ребят в школе! К примеру – быть миллионером на бумаге. А насчет двух тысяч в год – их можно взять в руки, Сэм! Это не то что цена земли, это настоящие деньги. На них можно купить кусок хлеба с ветчиной.
Сэм расхохотался.
– Вот это верно! – сказал он. – Я тебя не осуждаю. Это чистая правда! – Он медленно покачал головой. – О, господи… тут все вконец с ума посходили… Отродясь ничего подобного не видал… Да, все просто спятили! – воскликнул он. – С ними не сговоришь… Ни в чем не убедишь… Они тебя просто не слушают… Берут за землю такие деньги, что и в Нью-Йорке таких не получишь…
– И вправду получают эти деньги?
Сэм визгливо засмеялся.
– Ну, видишь ли… получают первые пятьсот долларов, – сказал он. – А остальные пятьсот тысяч – в рассрочку.
– И на сколько рассрочка?
– Господи, да я не знаю… Наверно, на сколько хочешь… Навсегда!.. Это не важно… Назавтра ты сам продаешь за миллион.
– В рассрочку?
– Вот именно! – со смехом закричал Сэм. – И в два счета выручаешь полмиллиона.
– В рассрочку?
– Угадал! – сказал Сэм. – Именно что в рассрочку… Спятили, спятили, спятили, – повторял он, смеясь и качая головой. – Так оно и есть.
– И ты тоже этим занимаешься?
Сэм сразу стал напряженно серьезен.
– Ты, пожалуй, не поверишь, – горячо сказал он. – Я гребу деньги лопатой!.. За последние два месяца огреб триста тысяч долларов!.. Вот честное слово!.. Вчера купил участок и так ловко обернулся, через два часа перепродал… Пятьдесят тысяч заработал вот так, в два счета! – Он щелкнул пальцами. – А твой дядюшка не продаст дом на Локаст-стрит, где жила твоя тетя Мэй?.. Ты с ним про это еще не говорил?.. Если я предложу купить, может, он подумает?
– Да, наверно, если предложение будет выгодное.
– А сколько он хочет? – нетерпеливо спросил Сэм. – За сто тысяч отдаст?
– А ты можешь достать такие деньги?
– В двадцать четыре часа достану, – сказал Сэм. – Я знаю одного человека, он этот дом с руками оторвет… Вот что, Обезьян, если ты уговоришь дядю продать, комиссионные поделим… Я тебе дам пять тысяч.