Разлом на мир государя (секулярный, светский) и мир Божий чрезвычайно резко проявляется на композиционном уровне. Собственно говоря, текст отчетливо делится на две части. Одна из них, говорящая о службе государю, обращена к дворянскому юноше. Другая – к дворянской девице. И эта часть, как ни странно, молчит о придворном мире и говорит – о Божьем. Она и начинается подобно «Домострою»: «Первая добродетель, которая необходима и пригожа благонравной и благочестной девице, – стремление и любовь к слову Божию и правой вере. Она выражается стремлением ходить в церкви и в школы, в прилежном изучении чтения, письма, молитв, в слушании слова Божьего и размышлении о нем». Парадоксально, но в контексте «Юности честного зерцала» идеальный герой псалмов непременно оказался бы девицей, потому что «…в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!» [Пс. 1:1–2].

Именно в ней – в части, обращенной к девушкам, – появляется представление о добродетели, которая ценна сама по себе и которую ничто не должно нарушать: «Седьмая добродетель – исповедание веры, в котором христианин проявляет твердую и постоянную волю, а также непреложное желание исповедать пред Богом и людьми чистое учение Евангелия и при том исповедании в вере остаться, несмотря ни на какой страх, зависть, напасть и муку изгнания».

Таким образом, мир «Юности честного зерцала» разбит на множество кусочков: секулярный и религиозный, мужской и женский, дворянский и народный. И в этом разделении происходит, по-видимому, скрытая, неосознанная, но самая болезненная коллизия этого произведения и русского мира XVIII–XX веков. Дело в том, что все перечисленные аспекты объединяются в четкую, бинарно противопоставленную систему: секулярное – дворянское – мужское и религиозное – народное – женское. Первая система жестка и негуманна, а вторая – практически точное повторение традиционного мировидения, выраженного и в «Домострое».

Но что важно, так или иначе «Юности честное зерцало» предлагает две разные, несовместимые схемы поведения. Это связано с тем, что автор не видит литургической целостности мира, равно как и единого народа и общей системы ценностей. Ни карьера, ни изолированное благочестие в одиночку не могут претендовать на абсолютную ценность – автор, по-видимому, подсознательно это ощутил, раз не ограничился придворной частью, раз противопоставил одному взгляду другой.

Двор прагматичен и не живет по Библии, более того, не хочет по ней жить – это внутри «Юности честного зерцала» факт, однако здесь не предлагается воплотить текст первого Псалма: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей» [Пс. 1:1]. Автор «Юности честного зерцала» одним предлагает идти по одному пути, а другим – по другому.

По сути дела, дворянская служба царю, подменяющая и вытесняющая службу Богу, показывается своеобразной жертвой ради управления государством. И в этом сказывается представление Нового времени о государстве как о машине, а значит, механическом (функциональном), а не органическом единстве. У государства есть законы, но нет этики, а потому оно «пожирает» своих служителей. Для государства нет личности, тем более свободной личности, а потому «Юности честное зерцало» гораздо менее либеральный текст, нежели написанный за 150 лет до него «Домострой».

Однако, «пожирая», государство способно наградить – и таковой наградой становится мирская честь. Неслучайно дворянина «Юности честное зерцало» призывает больше всего беречь свою честь. В конце концов, репутация честного, законопослушного, выдающегося и т. д. – вот то, что может предложить государство придворному человеку. Но оно не в состоянии предложить ни святость, ни Царствие Небесное, потому что, существуя для управления людьми, ни святостью, ни Царствием Небесным не владеет.