– О, миленько, – сказала Надя. – Непременно нужно будет здесь снять.

Усталые ночные люди сосредоточенно колдовали над тарелками. Чем-то неуловимым, как близкие родственники, похожие друг на дружку дальнобойщики. Поужинают и уйдут в свои пыльные кабины на недолгий ночлег-обморок. И знать не узнают, что ночевали они у посёлка Новый Армагеддон. Что двое, давшие посёлку новое, последнее это имя, были тут с ними, разглядывали их, может быть, ловили тайком в стеклянный глаз видеокамеры. Утром кто-то из припозднившихся, выруливая на ожившую утреннюю трассу, заметит надпись над крышами коттеджей. И, не подумав ничего, как этот трактирщик, привычно зыркающий на входящих, шофёр надавит на педаль газа, встроится в общий поток и покатится дальше в свой пункт Б под мужественные всхлипы шансона.

Страна неприкаянных дальнобойщиков. Катятся без оглядки по оплаченному маршруту.

– Может, перекусим? – спросила Надя. – Ты как?

– Нет, не хочу. Ты поешь, если хочешь.

– Денег нет? – догадалась она. – Тю! Брось ломаться. Я угощаю. Страсть как люблю угощать. Это от мамы.

Запнулась.

– Нет, Надь… я не…

– Ой! Иди лучше садись.

Пошла в глубь помещения, прямиком к двери кухни.

– Нам бы что-нибудь вкусненькое, – услышал Фима. – Чтобы не ждать.

Фима огляделся.

Нужно сесть к окну, решил он, будет видно подъезжающие машины, и менты, если сунутся сюда, не успеют застать их врасплох – можно будет выйти через сквозной проход мимо кухни и туалетов на задний двор, куда подъезжают транзитные автобусы.

Он сел за свободный столик в центре зала. Снаружи перед трактиром стояли две припаркованные «семёрки». Слабый ветерок вяло потрошил мусорный жбан с надписью «Чистый город», забрасывая площадку перед трактиром обрывками газет, пакетами, пластиковыми стаканами.

За соседним столиком в пол-оборота к Ефиму сидел небритый толстячок. Доедал булку с чаем. Плечи задраны, локти водружены чуть не на середину стола, будто собрались сойтись в поединке армрестлинга. Мужичок поднял голову, стёр застрявшие в щетине крошки и упёрся взглядом Фиме в грудь. Фима покосился вниз и увидел, что цепочка с жетоном и крестиком выскочили у него поверх футболки. Их-то мужичок и разглядывал. Собрав цепочку в пригоршню, Фима сунул её под футболку.

Их взгляды встретились.

«Знает, откуда я, – подумал Фима. – Уставился как баран на новые ворота. Из недовольных, что ли?»

Человек уложил остаток булки в рот и откинулся на спинку стула. Оживился весь: натянул брови на лоб, дёрнул в сторону Фимы указательным пальцем. Явно собирался что-то сказать. Дожевал, сказал:

– Из «Казачка»?

Суетливо как-то улыбнулся – показать, видимо, что настроен-то он дружелюбно, просто немного мрачен и вот слегка небрит.

– Из Владычного Стяга, – спокойно ответил Фима.

– Ну да, ну да, – промямлил тот, вставая. – Как же, Армагеддон на дворе. Знаем, знаем.

Подошёл, сел за столик Фимы.

– У вас там разве не режим? Поздно ты что-то.

Надя, привалившись плечом к дверному косяку, всё ещё стояла возле кухни. Трактирщик, закончивший протирать столы, подошёл к ней, на ходу вытряхнув из тряпки крошки.

Выдержав паузу, достаточную для того, чтобы подсевший к нему человек верно прочувствовал ситуацию: сам лезешь, на себя и пеняй, если что, – Фима сказал:

– Ты, главное, лишнего не взболтни. Невежливо начал.

Снова нашёл Надю глазами. Трактирщик исчез. Теперь, повернувшись в сторону зала, Надя снимала на камеру. Кто-то из шофёров, заметив это, кокетливо махал ей лапой, кто-то равнодушно отворачивался. Повернулся к своему незваному собеседнику: