Притащив покупки к себе, я юркнула под одеяло, глянула на тумбочку и обомлела. Салат исчез, карбонат и банан тоже, от конфет остались только обертки, а мороженое испарилось вместе с бумажкой. Ни одной собаки не было в спальне. Только кошки Фифина и Клеопатра мирно спали в кресле. Но киски ни за что не станут харчить такие продукты. Кипя от негодования, я вышла в коридор и шепотом позвала:

– Эй, Снап, Жюли, Черри, Хуч, сюда.

Банди был вне подозрений, он спит в гробу. Через секунду появился ротвейлер, за ним приковылял мопс. Все понятно. Жюли слопала конфеты, она умеет ловко носом разворачивать фантики, а остальное сожрала старуха Черри.

– Ну погодите, – пригрозила я.

– Мать, – высунулся из спальни Кеша, – чего буянишь?

– Жюли и Черри слопали мой ужин!

– А, – зевнул он, – абсолютно правильно поступили. Может, если подобная ситуация будет повторяться, ты отвыкнешь от вредных привычек.

Он исчез за дверью. Я пошла по лестнице в кухню. Да уж, ждать от моего сына радостного выкрика: «Иди, мамочка, ложись, я принесу тебе бутербродики!» – не приходится. В нашем доме я являюсь объектом воспитания.

На следующий день около часа дня я собралась съездить в супермаркет. Конечно, можно отправить туда Иру, для таких случаев мы и купили ей «Жигули», но надо же хоть что-то делать самой!

Я уже нацепила куртку, когда раздался телефонный звонок.

– Дарья Ивановна?

– Слушаю.

– Вы можете сейчас приехать в институт, где учится Железнова?

– Да, но…

– Вы знаете Полину? – перебила женщина.

– Конечно, очень хорошо.

– Тогда поторопитесь, у нее большие неприят-ности.

Я вскочила в «Форд» и понеслась в Коломенский переулок. Во дворе стояли «Скорая помощь» и милицейская машина. Ощущая тревогу, я кинулась ко входу и обнаружила в холле толпу гудящих студентов.

– Ребята, где Железнова?

– У, как у нее машина полыхнула, – хором ответили девчонки, – во, жуть…

– Где? – помертвевшими губами спросила я. – Где автомобиль?

– Так на стоянке…

Я выбежала наружу, обогнула здание и сразу увидела обгорелый остов «Жигулей», вокруг которого бродило несколько мужиков. Чуть поодаль стояли носилки, накрытые черным мешком.

– Полина! – заорала я.

Один из милиционеров обернулся, и я узнала Женьку. Он работает вместе с Дегтяревым. Наш лучший друг Александр Михайлович служит в милиции, а Женька эксперт или судмедэксперт… Одним словом, не знаю точно. Он не бегает по улицам, не сидит в засадах, а изучает всякие предметы… В общем, я абсолютно не в курсе того, чем он занимается, знаю только, что Дегтярев иногда говорит: «Светлей головы, чем у Евгения, не встречал».

– Прикатила, – буркнул Женька, роясь в чемоданчике, стоявшем на земле.

Потом он повернулся к парню, ходившему вокруг обгорелого остова машины, и крикнул:

– Так, не суй все в один пакет, ирод, разложи по-человечески!

Затем посмотрел в мою сторону и со вздохом добавил:

– Ну, народ, молодой, а уже ленивый, лишний мешочек взять трудно, нагребает все одним скопом, а я потом разбирайся.

– Где Поля? – прошептала я.

– Иди на второй этаж, в деканат, – сухо велел Женя.

– Но…

– Иди, там Дегтярев!

Я сделала шаг назад и наткнулась на парней в темно-синих куртках.

– Что стоите, как памятники, – обозлился Женька, – тащите жмурку в труповозку.

Ребята молча подхватили носилки.

– Иди в деканат, – повторил приятель.

Я поплелась в институт. Первой, кого я увидела в большой комнате, уставленной письменными столами, была Поля, полулежащая на кожаном диване. Вокруг нее толпилось несколько человек, в воздухе резко пахло лекарствами.

– Полина! – взвизгнула я и кинулась к девушке.