– Луиза, – сказал однажды мистер Домби сестре, – право, мне кажется, что я должен сделать вашей приятельнице какой-нибудь маленький подарок по случаю крестин Поля. С самого начала она так тепло заботилась о ребенке и, по-видимому, так хорошо понимает свое положение (добродетель, к сожалению, весьма редкая в этом мире), что, право же, мне доставило бы удовольствие оказать ей внимание.

Отнюдь не умаляя добродетелей мисс Токс, следует упомянуть, что в глазах мистера Домби – как и некоторых других, которые лишь при случае прозревают, – только те обрели великое уменье понимать свое место, кто с подобающим почтением относится к занимаемому им положению. Добродетель таких людей заключалась не столько в том, что они знали самих себя, сколько в том, что они знали его и низко перед ним склонялись.

– Дорогой мой Поль, – сказала его сестра, – вы лишь воздаете должное мисс Токс; я знала, что именно так поступит человек, обладающий вашей проницательностью. Мне кажется, если есть в нашем языке три слова, к которым она питает уважение, граничащее с благоговением, то слова эти – Домби и Сын.

– Да, – сказал мистер Домби, – я этому верю. Это делает честь мисс Токс.

– Что же касается какого-нибудь подарка, дорогой мой Поль, – продолжала сестра, – я могу сказать одно: все, что бы вы ни подарили мисс Токс, она – в этом я уверена – будет беречь и ценить как реликвию. Но есть более лестный и приятный способ, дорогой мой Поль, выразить вашу признательность мисс Токс, если вы согласитесь.

– Какой именно? – спросил мистер Домби.

– Конечно, выбор крестного отца, – продолжала миссис Чик, – имеет значение с точки зрения связей и влияния.

– Не знаю, какое это может иметь значение для моего сына, – холодно сказал мистер Домби.

– Совершенно справедливо, дорогой мой Поль, – отвечала миссис Чик с необычайным оживлением, имевшим целью скрыть неожиданную перемену в ее намерениях, – именно так вы и должны были сказать. Ничего другого я и не ждала от вас. Следовало бы мне знать, что таково будет ваше мнение. Быть может, – тут миссис Чик снова ему польстила, неуверенно нащупывая правильный путь, – быть может, потому-то вы тем менее стали бы возражать против того, чтобы мисс Токс была крестной матерью дорогого малютки, хотя бы в качестве представительницы и заместительницы какого-нибудь другого лица. Незачем говорить, Поль, что это было бы принято как великая честь и отличие.

– Луиза, – помолчав, сказал мистер Домби, – трудно допустить…

– Конечно! – воскликнула миссис Чик, спеша предупредить отказ. – Я никогда этого не думала.

Мистер Домби с досадой посмотрел на нее.

– Не волнуйте меня, дорогой мой Поль, – сказала сестра, – я прихожу в расстройство! У меня мало сил. Я еще не опомнилась с тех пор, как скончалась Фанни.

Мистер Домби взглянул на носовой платок, который сестра поднесла к глазам, и продолжал:

– Трудно допустить, говорю я…

– И я говорю, – пробормотала миссис Чик, – что никогда этого и не думала.

– Ах, Боже мой, Луиза! – сказал мистер Домби.

– Нет, дорогой мой Поль, – возразила она с плаксивым достоинством, – право же, нужно дать мне высказаться. Я не так умна, как вы, не так рассудительна, не так красноречива и все прочее. Я это прекрасно знаю. Тем хуже для меня. Но хотя бы это были последние слова, какие мне суждено произнести – а последние слова должны быть священны для вас и для меня, Поль, после смерти бедной Фанни, – я бы все-таки сказала, что никогда этого не думала. И мало того, – добавила миссис Чик с подчеркнутым достоинством, как будто до сей поры она берегла про запас свой самый сокрушительный аргумент, – я никогда этого и не думала.