Интерес нашей истории заключается по преимуществу, как мы сказали, в непосредственном физиологическом росте нашей цивилизации, в отсутствии именно тех элементов, которые двигали развитие на Западе, и в присутствии таких, которые сближают нас больше с Востоком, т. е. вообще с народами, не касавшимися в своем развитии того богатого наследства древней образованности, каким воспользовались народы западные. Мы не получили этого наследства, не попали в эту цивилизующую школу веками выработанных начал умственного и общественного развития. Мы, напротив, очень долго росли, как цвет сельный, на степной воле, оставленные самим себе, как тот любимый герой наших сказок, обойденный, загнанный братьями, обделенный отцовским наследством, в лице которого народ инстинктивно рисует собственную долю. Собственными силами и разумом самой жизни, медленно и тяжело мы созидали свою самостоятельность. Нам отказала в помощи даже сама природа, и в то время как европейские народы, двигаясь поступательно к западу, всюду встречали не только богатство естественных условий, но даже, как, например, среди племен Америки, значительную долю гражданского развития, – мы, принужденные двигаться по глубокому северу на восток, встречали на пути те же непроходимые леса, неоглядные тундры и степи и скудные начатки цивилизации, перед которыми первенствовало даже наше слишком молодое еще развитие. Сколько же внутренней силы и жизненности народного духа нужно было для того, чтобы выйти непобежденным из таких враждебных условий жизни, чтобы наконец стать твердо и мужественно среди народов, более счастливых и несравненно более богатых и дарами естественных условий, и дарами человеческого развития. В этой-то силе и жизненности и заключается смысл нашей истории. Но раскрыть этот смысл одною политическою стороною нашего прошедшего невозможно, ибо, кроме того, что это все-таки одна только сторона, у нас вдобавок она еще сторона слишком бледная. Для подробного уяснения и сознательного понимания своей исторической доли нам необходимо с особенным вниманием углубиться в изучение внутреннего народного развития, которое в своих последовательных ступенях представит несравненно больше интереса и несравненно правдивее расскажет нам нашу родную быль.

Само собою разумеется, что в истории внутреннего развития домашний быт народа составляет основной узел; по крайней мере, в его уставах, порядках, в его нравственных началах кроются основы всего общественного строя земли, не исключая и политической формы. В его среде воспитывается каждый деятель земли и мало-помалу созидаются те силы, которые потом управляют ходом истории. Поэтому домашний народный быт становится ближайшим предметом в изучении бытовой истории и по необходимости занимает в ней начальное место.

Какой же наиболее верный способ обрабатывать историю домашнего народного быта? Предмет до чрезвычайности обширен, разнообразен, мелочен и дробен. Требуется особенное внимание и страшно кропотливая работа только для того, чтобы собрать в одно место необходимый материал… Но еще труднее дать этому материалу научную форму, по крайней мере настолько, чтоб облегчить последующие работы, т. е. разобрать, распределить этот материал, связать в одно научное целое, чтоб сам он, помимо наших указаний и толкований, выговорил заключительное слово, т. е. научный вывод, результат исследования.

Все это представляет неимоверные трудности особенно по той причине, что как ни велико множество материалов этого рода, оно все-таки отличается замечательною неполнотою. Вы ежеминутно встречаете пробелы, самые мелочные, но, однако ж, такие, которые затрудняют дело до невероятности. Добросовестное отношение к фактам не позволяет вам двинуться с места по случаю таких пробелов, и работа при всем вашем усилии не достигает этого желанного заключительного слова.