Мое сердце ёкает и начинает стучать чаще. Сегодня Иван чисто выбрит и от этого кажется чуть моложе. Чуть несерьёзнее. А может быть, я просто перестала, после вчерашних своих откровений воспринимать его как чужеродный объект в квартире.

-А мы тебе ёжика купили, из картошки, - объявляет ему дочь.

Сосед переводит на меня вопросительный взгляд.

-Из картошки? Почему не из морковки? Я ее больше люблю.

-Пирожное, - поясняю я, сдерживая улыбку.

Дочь хохочет.

-Из морковки…

Ну как я могла после всего, что он сделал для меня, купить сладости только себе? Хотя, предполагала, что мужчины подобные кулинарные изыски не жалуют.

-Здорово, - неожиданно кивает Иван. - Очень люблю «картошку». Всегда в любой столовке ее беру, если попадается. А я для вас с мамой тоже кое-что купил…

-Ёлка! - Взвизгивает Вера и, скинув с ног сапожки в разные стороны, бежит в комнату.

На несколько секунд мы с соседом остаёмся одни. Я чувствую, как мои щёки начинают гореть. Потому что это меня черт вчера дернул за пьяный язык нарыдать елку. Господи, как стыдно…

-Откуда? - Шепчу.

-Друг помог, - отвечает Иван.

-Какие хорошие у вас друзья…

Начинаю суетиться, развешивая одежду на вешалку, чтобы развеять возникшую неловкость от нашего стремительного сближения.

Хотя, наверное, в нашем случае было всего два варианта развития событий: вежливый и холодный игнор или обоюдная попытка сделать существование друг друга под одной крышей комфортным.

Я рада, что мы выбрали второй путь.

-Мама, мама, - выбегает дочка снова в коридор. Хватает меня и тянет за руку. - Там такие игрушки красивые! Пойдём, я тебе покажу! И белочка, и балерина, и снеговик! Все блестят…

Я на самом деле нахожусь под впечатлением не менее сильным чем Вера, но скакать и хлопать в ладоши как-то уже не пристало… Елка выглядит дорого и шикарно. Пушистая, зелёная, иголочка к иголочке.

У меня с большим трудом получается отвлечь дочь от процесса украшения и покормить.

А после мы пьём чай с ежиками. Втроём. На кухне, которой тоже досталось новогоднего настроения в виде веточек, которые счистили с нижней части ствола сосны. И есть в происходящем вечере что-то такое щемящее, правильное, то чего никогда не давал мне муж, что я начинаю глубже дышать, чтобы не заплакать.

Вот почему? Почему абсолютно посторонний человек может вести себя со мной и с дочкой уютно и по-человечески? А муж не мог? Правильно говорят, что все идёт из семьи, но я слишком поздно поняла, что у Шольц ее нет. Так странно… Людей под одной крышей в большом доме живет много, а семьи нет…

Я вдруг вспоминаю, что когда разбирала здесь летом антресоли, то находила коробку елочных игрушек. Многие были битые. Их пришлось выбросить, но с десяток целых там точно осталось.

Вера с Иваном перетаскивают обратно в зал телевизор, чтобы включить новогодние мультики. У меня никто на их просмотр разрешения не спрашивает, но я не хочу портить дочке удовольствие от общения с другим взрослым человеком. Особенно с мужчиной. Никогда не думала, что моему ребёнку придётся расти без отца… Хочется оставить ей эти крупицы.

-Иван, можно тебя на минутку? - Кричу, стоя на стуле в коридоре.

Он выглядывает из комнаты.

-Что случилось? Оу…

-Забери, пожалуйста, коробку, - прошу его, чувствуя, что ножки подозрительно шатаются. - А то с ней не спущусь.

-Надя, только осторожно! - Подлетает ко мне сосед.

Одной рукой он забирает коробку, а второй подхватывает меня за талию и опускает вниз как раз в тот момент, когда стул со скрипом и грохотом складывается.

-Момочки! - Взвизгиваю я.

-Ну что ты творишь? - Осуждающе рычит Иван и тяжело дышит. - Это же смарт мебель. Она не предназначена для русского быта. Только для дизайнерской красоты на картинке.