Мелкий — лоскутки, бумажки, осколки, деревяшки — вытаскиваю во двор маленькими порциями и засыпаю в ящики от кухонных шкафов. Их, кстати, обнаруживается гораздо больше необходимого, и все, что не подходили по цветам к кухонному гарнитуру, были безжалостно сосланы в роль мусорных ящиков, благо мелочевки хватало.

Обедали на ходу. Точнее — на улице. Вытащили туда многострадальный кусок сыра, откуда-то Триш принес небольшой кусок ветчины, глотнули еще по чашке чая из сена и снова ринулись в бой с мусором.

На кухне медленно светлело — куда медленнее, чем мне бы хотелось, потому что все-таки я была вынуждена шарить по карманам, открывать крышечки, прощупывать швы, простукивать донышки.

И все-таки, где бы я спрятала важный трофей, будь я безумной ведьмой? Вряд ли в духовке, да?

Ну, наверное!

Только духовка была не пуста, а напротив под завязку забита старыми, слежавшимися, пропахшими затхлостью тряпками.

Их я вытаскивала даже не руками (было брезгливо), а прихваченным в кухонном углу ухватом.

Тряпки вывалились комком, укоризненно взмахнув на меня рукавами.

Я же, растолкав, начала методично их перебирать — проверять карманы, обшлага, манжеты. Откручивать пуговицы приличного вида.

— А это зачем? — удивился Триш, заметив, что кучка пуговиц на столе потихоньку растет.

— После отнесем в какое-нибудь ателье и продадим задешево оптом, — спокойно откликнулась я, — у вас ведь тут есть те, кто шьют?

— Конечно, — торопливо закивал мой дворецкий, кажется — очень впечатленный моей практичностью.

Будешь тут практичной, когда денег на еду нет, а на меня еще и штраф повесили. И кто мне скажет, что леди не торгуют пуговицами, тому я расскажу, куда мы обычно таких просвященных в нашем двадцать первом немагическом веке посылаем.

Да и насколько я помню наши Мешки и Авито — там народ чем только не торговал на безрыбье-то. Что потрясающе — это еще и покупали!

Не были бы те же стулья, которые я уже приговорила к ссылке на помойку, насмерть убитыми и переломанными и ужасно неказистыми изначально — я бы еще и адрес местного антиквара у Триша спросила. Не исключено, что таковой имеется. Но торговать пока мне было нечем. Ну, кроме пуговиц.

А они, кстати, весьма неплохи, на некоторых шмотках золоченые, с прозрачными камушками, с жемчужинками…

На хлебушек хватит, я думаю.

— Триш, а с чего тебе выплачивают  жалованье за верность службе ди Бухе? — бухгалтер во мне продолжал обостряться финансовыми вопросами. — И тот сыр утренний — он откуда? Ой…

Под подкладкой камзольчика я явственно прощупываю что-то кольцеобразное, с крупной печаткой

Сердце радостно подпрыгивает — я уже представляю, как принесу эту фиговину Джулиану ди Венцеру, полюбуюсь, как перекосится от удивления его смазливая физиономия, и отбуду обратно к своей уборке…

Нет, увы.

Из-под подкладки я вынимаю все-таки кольцо, но совсем не то, что я искала для ди Венцеров.

Это было из какого-то серебристого металла, с синим крупным камнем. Сапфир — не сапфир? Еще и внутри него что-то клубится, будто облачко тьмы таится в самом сердце камня.

Откуда оно здесь?

Мне почему-то вспомнилось, как бабуля мне читала книжку «Одна в Нью-Йорке», и там однажды старьевщик, развлекавшийся тем, что собирал на помойках старые вещи, подарил познакомившейся с ним девочке брошку с настоящими драгоценными камнями, найденную в кармане одной из выброшенных на помойку курток.

Я так и представила, как эту штуковину стянул маленький ребенок, сунул в карман, а она завалилась за подкладку, и… так и покинула дом, когда обмалела своему хозяину. А ведь очень может быть — это какая-то фамильная реликвия.