Но, чем дольше она находилась в этом доме, тем больше привыкала к своему новому укладу жизни. Ей больше не приходилось спать на полу, потому что вместо потрепанного матраца здесь стояла просторная, мягкая кровать. Ей позволяли спать столько, сколько требовал организм, однако давняя привычка, как бы смешно это ни было, все же поднимала ее ни свет ни заря. И все же, теперь она не боялась за себя, теперь она могла не прятаться по углам и не ждать с леденящим душу страхом, когда за ней снова придут.

- Матушка Аинья приготовила для вас ароматную похлебку, но я осмелилась предположить, что вы вряд ли будете есть на ночь, — Аиса сидела рядом с кроватью Рии, расположившись на невысоком, резном табурете. Девушка уже держала мягкую ткань наготове, взволнованно комкая ее в своих тонких ручках. - Или я ошиблась? Если захотите перекусить, то непременно скажите об этом мне. Я тут же сбегаю на кухню и принесу вам все необходимое…

- Аиса… - порой Рию даже пугала такая услужливость молодой девушки. - Ничего не нужно, правда. Ты слишком сильно беспокоишься обо мне…

- Молодой господин очень хочет, чтобы вы чувствовали себя здесь уютно. А значит, я должна приложить к этому все свои усилия, — Аиса робко улыбнулась, опустив глаза в пол.

Ей было на вид не больше, чем и самой Рие. Невысокая, похожая скорее на маленькую, хрупкую птичку. Темные, бездонные глаза в обрамлении густых, черных ресниц и подвижные брови густыми полумесяцами. Длинные, черные волосы были заплетены в аккуратную косу, которую девушка повязывала белой лентой. Аиса казалась наивным ребенком, нежным и слишком добрым. Должно быть, к ней никогда не относились как сиротке, никогда не желали продать за горсть монет и никогда не пытались завладеть силой. А может, Рия просто хотела так думать, не в силах представить страшное ярмо судьбы на шее этой милой девушки?

- Давно ты здесь живешь, Аиса? - вопрос слетел с губ Рии раньше, чем она смогла об этом подумать. - Как ты оказалась в этом доме? Кажется, ты очень рада, что работаешь на господина Гольдмана…

- Позвольте ваши ноги, — мягко улыбнулась Аиса, так и не ответив. Девушка подставила для ног Рии теплую ткань, мягкими движениями обтирая распаренную кожу. Но, к удивлению, Аиса все же продолжила: - Я попала в этот дом в возрасте пяти лет. Отец господина Гольдмана, достопочтенный господин Аэрли, привез меня в свое имение после смерти моей матушки. Она была одной из служанок в работном доме, но из-за болезни скоропостижно скончалась… Я почти не помню ее, но иногда очень сильно скучаю… Отца своего не знаю, хотя одна из служительниц того работного дома говорила, что он надругался над матушкой, из-за чего появилась на свет и я. Но это ничего, правда… Я рада, что моя матушка не оставила меня в приюте, или же не скинула в реку, а ведь могла бы, живя впроголодь.

Рассказывая свою историю, Аиса не поднимала глаз, сосредоточенно натягивая теплые носки на Рию. И все же, легкая, жалостливая улыбка играла на губах юной девушки. Казалось, она намеренно пыталась бодриться, но одни всевышние знали, что именно творилось в ее хрупкой душе…

Глухой шум, в котором умещался и смех, и девичий щебет, и даже тягучая музыка, скорее раздражал Эйласа, нежели расслаблял, как то бывало обычно. Он будто оказался в беспощадном водовороте, задыхаясь и погружаясь в смертельные воды, без единой возможности выбраться к безмятежному берегу. В последние дни он практически не спал, да и про еду вспоминал только тогда, когда служанки приносили поднос прямо в его кабинет. Плененный одной лишь мыслью, одним лишь желанием, он совершенно не замечал ничего вокруг. Словно опиумный раб, в минуты сонного бреда, видел перед собой одну лишь Куклу, до которой теперь не было возможности дотянуться.