«Он сам не свой». Эта мысль немного уменьшила тревогу Энни и напомнила ей, что она не так одинока, как представляется ей самой. Ее уверенный в себе суперкомпетентный муж сейчас так же раним, как она. Они справятся с этим вместе, она и Блейк, они помогут друг другу пережить этот день и все дни, которые у них будут, они справятся с этим «синдромом пустого гнезда». Они были семьей до рождения Натали и будут ею снова, он и она, вдвоем. Может быть, это будет снова так, как было прежде, когда они были и лучшими друзьями, и партнерами, и любовниками. Как в те дни, когда они могли пойти на танцы и вернуться домой, когда солнце уже поднималось над горизонтом.

Энни повернулась к мужу и убрала с его лба прядь волос:

– Я тебя люблю. Мы поможем друг другу пройти через это.

Блейк не ответил.

Не то чтобы Энни ожидала ответа, но все равно молчание мужа ее ранило. Она спрятала свое разочарование подальше и открыла дверцу машины. В щель влетели капли дождя и упали на ее рукав.

– Это будет одинокая весна. Возможно, нам стоит поговорить с Лупитой и организовать барбекю. Мы давно не устраивали старомодные вечеринки на пляже. Это было бы хорошо для нас обоих. Видит бог, мы будем чувствовать себя странно в доме без…

– Энни!

Блейк произнес ее имя так резко, что она смолкла на полуслове. Он повернулся к ней, и она увидела, что в его глазах стоят слезы. Она наклонилась к нему и нежно коснулась его щеки в мимолетной ласке:

– Мне тоже будет ее не хватать.

Блейк отвел взгляд и тяжело выдохнул:

– Ты не понимаешь. Мне нужен развод.

– Я собирался сказать тебе позже, во всяком случае, не на этой неделе… Но при мысли о возвращении домой сегодня вечером…

Блейк не договорил и покачал головой.

Энни медленно закрыла дверцу машины. Дождь бил в ветровое стекло и стекал потоками по окнам, размывая мир за пределами машины. Наверное, она ослышалась. Энни, нахмурившись, протянула руку к Блейку:

– О чем ты говоришь?

Он отодвинулся к окну, как будто ее прикосновение вдруг стало ему неприятно. И в эту секунду, когда Блейк не позволил ей дотронуться до него, все внезапно стало реальностью. Ее муж хочет с ней развестись. Энни отдернула руку и увидела, что она дрожит.

– Энни, мне давно следовало это сделать. Я несчастлив. Я уже годы несчастлив с тобой.

Энни была потрясена. Никогда в жизни она не испытывала подобного. Шок волнами онемения распространялся по всему ее телу. Ее голос, казалось, застрял где-то глубоко внутри нее. Она не могла вытянуть его наружу, как бывает невозможно найти свободный конец от спутанного клубка ниток.

– Мне не верится, что я это говорю, – мягко сказал Блейк. Энни видела, что слова даются ему нелегко. – Я встречаюсь… с другой женщиной.

Энни воззрилась на него, невольно открыв рот. Так у него роман! Боль этого открытия пронзила ее до глубины души. Тысячи маленьких фрагментов сложились в единую картину: обеды, которые он пропустил, поездки в экзотические края, новые шелковые трусы-боксеры, которые он стал носить, смена одеколона с «Поло», которым он пользовался все эти годы, на «Кельвин Кляйн», и то, что они стали редко заниматься любовью… Как она могла быть настолько слепа? Наверное, она знала. Должно быть, она каким-то первобытным женским инстинктом понимала, что происходит, но предпочла делать вид, что ничего не замечает.

Энни повернулась к Блейку, ей очень хотелось к нему прикоснуться, хотелось до боли. На протяжении половины своей жизни она дотрагивалась до него, когда хотела, а теперь он лишил ее этого права.

– Мы можем пережить твой роман… – Ее голос звучал слабо и невнятно, словно и не принадлежал ей. – В семейной жизни такое случается. Я хочу сказать, мне, конечно, потребуется какое-то время, чтобы тебя простить, чтобы научиться снова тебе доверять, но…