Иван Дмитриевич не знал, какую именно веру исповедовали магараджи и как у них обстояло дело с многоженством, но понять, что обстановка и назначение гостиницы не соответствуют ее названию, на это ему эрудиции хватило. В нем жило смутное представление об Аркадии как стране дубовых рощ и хрустальных источников, из которых нежные нимфы омывают ноги усталым путникам. Обитель тихого покоя, чистых нег, непритязательного пастушеского счастья.

В этой «Аркадии» веяло духом совсем иных наслаждений. Всюду фальшивое золото, алебастровая лепнина, драпировки из плюша, выдававшего себя за бархат. Роскошь была та еще, тем не менее Иван Дмитриевич отметил, что вряд ли сюда вольно захаживают всякие мокрохвостки с Апраксина рынка.

– Нет, брат, не по твоей части, – шепнул он Гайпелю.

– Не отсылайте меня! – взмолился тот. – Все буду делать, что вы скажете!

Гостиница была небольшая, в два этажа. Номеров на пятнадцать.

– Я даже городового сначала звать не стал, – пока поднимались по лестнице, говорил хозяин. – Сразу к вам, в часть. И вы уж сделайте милость, без шуму. Для моей репутации ничего хуже быть не может.

Он уже определил в Иване Дмитриевиче старшего и, не переставая говорить, ловко вложил ему в руку целковый, принятый спокойно, без благодарности и каких бы то ни было заверений или обещаний.

Остановились возле номера в дальнем конце коридора. Хозяин вставил в скважину ключ, но Иван Дмитриевич удержал его:

– Посмотреть успеем. Сперва я хотел бы вас послушать.

– Что ж, спрашивайте.

– Лучше сами расскажите по порядку.

– Не знаю, с чего и начать.

– Начните с конца, – предложил Иван Дмитриевич.

– Шутить изволите?

– Вовсе нет. Как вы обнаружили, что Куколев мертв?

– Горничная увидела.

– Когда?

– Утром. Ровно в девять.

– Что, сразу на часы поглядели?

– Нет, здесь вот какая штука. Яков-то Семенович у меня ведь не первый раз ночует.

– Не первый?

– И не второй, и не третий. И всегда, это у него накрепко заведено, с утра подается ему в номер яичко всмятку. Ровно к девяти, минута в минуту. Пить-то он пил, а опохмеляться —^ ни-ни. Сутра ему яичко. Да еще не абы как сваренное. У меня и повар знает, что требуется, Яков Семенович его сам научил. Положить в холодную воду, поставить на огонь, а как вода закипит, два раза прочесть «Отче наш» и сразу вынимать. Ни раньше, ни, упаси бог, позже. Тогда аккурат что ему надо. Не то скорлупу вскроет, наморщится и скажет: «Частишь, негодяй? „Аминь“ глотаешь?» Значит, кондиция не та, жидковато. Или наоборот…

– А покороче если? – спросил Иван Дмитриевич.

– Слушаюсь… Ну, сварили сегодня, положили на поднос, ложечку, рюмочку, салфеткой прикрыли. Он это яичко без соли съедал. Горничная понесла в номер. Ей тоже известно, чтобы к девяти часам – как из пушки. Часы пробили, она уже под дверями. Стучит, никто не открывает. Раньше-то никогда такого не было, чтобы в девять часов он спал. Она за мной, я – сюда. Дверь открыл своим ключом и… Дальше чего рассказывать! Сами увидите.

– Доктор был? – спросил Иван Дмитриевич.

– Так от вас уже приезжал, из Спасской части. Мертв, говорит.

– Крамер ездил, – вставил Гайпель.

– Ага, – кивнул хозяин. – Его с постели подняли, пошел завтракать.

– Когда Яков Семенович заказал номер? Вчера?

– Позавчера. В субботу.

– А приехал вчера вечером?

– Да, часу в одиннадцатом.

– Один был?

– Одному-то и у себя дома хорошо выспаться можно.

– Я спрашиваю: дама к нему после пришла, ждала его в номере или они вместе приехали?

– Она вначале.

– Яков Семенович раньше с ней у вас бывал?

– Не могу сказать.

– Как так – не можете?