– При чем тут деньги? – с досадой перебила женщина. – Не нужны мне ваши деньги!

– Это хорошо! – с энтузиазмом воскликнул Вениамин Павлович. – Это в корне меняет дело, потому что денег у меня на данном этапе нет, если честно. А что вам до Ларисы Андрейченко?

– Вы… Она ваша жена?

– Ну… допустим, – сказал Вениамин Павлович после небольшой заминки. – А чем, так сказать… А что?

– Мы могли бы поговорить где-нибудь в другом месте? – Женщина обвела котельную выразительным взглядом.

– Я понимаю, – покивал головой Вениамин Павлович. – Это вам не «Хилтон». Где же? – Он задумался. Внезапно его осенило: – Может, пойдем к вам? Я как раз свободен.

– Нет! – поспешно ответила женщина. – Лучше в парк. Тут рядом парк.

– Парк! Там полно наркоманов и малолетних преступников. Лучше в погребок. Тоже рядом, через дорогу.

Женщина с некоторым сомнением кивнула.

Через десять минут они входили в пивной погребок. Там было полутемно, нестройно гудели мужские голоса, орал телевизор и остро пахло разлитым пивом и старыми дрожжами. Женщина поморщилась.

– Сюда! – руководил Вениамин Павлович. – К окну. Простите, я не знаю, как вас зовут.

– Веня, привет! – раздалось из ближайшего угла. – Как житуха?

– Прекрасно! – с энтузиазмом отозвался Вениамин Павлович. – Как сам?

– Путем. Санька Косой спрашивал про тебя…

– Знаю! Он мне звонил. Прошу вас, мадам! Кстати, мы не познакомились. Вениамин Павлович. Можно просто Вениамин. – Он вопросительно посмотрел на свою спутницу.

– Ольга Борисовна.

– Очень приятно. Пивка?

– Спасибо, я не пью пива.

– Тогда, может, сок? Или винца?

– Спасибо, ничего.

– Ну нет, я так не могу, – возразил Вениамин Павлович, разводя руками. – Я пью, а дама сидит и смотрит.

– Хорошо, тогда сок, – недовольно произнесла женщина. – Апельсиновый.

– Апельсиновый? Прекрасно! Я сейчас!

Вениамин Павлович направился к бару. По дороге его окликали, хлопали по плечу, спрашивали о чем-то и теребили. Видимо, он был здесь популярен. Художник останавливался и вступал в разговоры. Женщина, назвавшаяся Ольгой Борисовной, с раздражением следила за ломаной его передвижений. Ноздри ее тонкого носа раздувались, рот сжался в узкую полоску, взгляд не предвещал ничего хорошего.

Вениамин Павлович наконец вернулся с большой кружкой пива и стаканом сока. Склонился в шутливом поклоне:

– Прошу вас, мадам. Ваш сок! Будьте как дома.

После чего приник к кружке. Пил он долго и с удовольствием. Равномерно двигался кадык на тощей шее. Он даже глаза закрыл от удовольствия.

Ольга Борисовна пить не стала. Она рассматривала художника в упор. Красно-синие витражные стекла пивной создавали уютный полумрак, в котором лица посетителей виделись как бы в легком туманце. Физиономия Вениамина Павловича тоже виделась как бы в туманце, кожа стала смуглой, волосы и глаза казались темными. И появилось в нем что-то южное, испанское, даже мефистофельское. Лет ему около сорока, прикинула она, хотя сказать наверняка трудно. Был он худ, даже тощ, жилист, одет в джинсы и черную футболку. В вырезе футболки виднелась серебряная монетка.

Художник наконец оторвался от кружки. Достал носовой платок, промокнул губы. Взглянул на Ольгу Борисовну, приподнял бровь.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказала она.

Он наклонился к ней:

– Можно погромче! Ничего не слышно!

– Мне нужно с вами поговорить! – прокричала она.

– О чем? – прокричал он в ответ. – Люсь, выруби звук!

Если барменша Люся и услышала призыв, то ничем этого не выказала и ухом не повела. На экране демонстрировались мотогонки. Мелькали разукрашенные плоские автомобили, ревущие фаны, мужики с флажками и раздолбанная трасса. Из-под колес вылетали сочные шматы грязи.