Мужское окружение богинь тоже примечательно. Андерсен описывает то, что лежит на поверхности: двое юношей борются, третий точит меч, все это перед богиней красоты, а значит, и ее ради. В действительности же эти персонажи никогда не принадлежали к одной скульптурной группе – но ведь тем и жива профессия рассказчика, что позволяет связывать несвязанные вещи.

Борцы, которых Андерсен называет гладиаторами, на самом деле панкратионисты, то есть атлеты, занимающиеся древнегреческой борьбой панкратионом (гладиаторские бои появились много позже греческого оригинала этой скульптуры, да и сражались гладиаторы вооруженными). Фигуры были изначально найдены без голов (их статуям приделали уже по заказу Медичи), так что личности героев остались невыясненными. Известно, впрочем, что одним из чемпионов по панкратиону был сам Платон, так что, возможно, мы являемся свидетелями не столько спортивного состязания, сколько жаркого философского диспута.

Точильщик тоже непрост. Поначалу его считали крестьянином, затем цирюльником и только в XVII веке, проведя аналогию с изображением на одной из античных гемм, догадались, что это персонаж мифологического сюжета «Наказание Марсия». Марсий был сатиром и попал под божественную раздачу дважды, по нарастающей. В первый раз бедняге досталось от Афины за то, что подобрал выброшенную ею флейту, а во второй – уже от Аполлона, за то, что благодаря этой самой флейте превзошел его в искусстве музицирования. И если в случае с Афиной незадачливому музыканту удалось отделаться оплеухой, то Аполлон по мелочам размениваться не стал и живьем содрал с бедолаги кожу. Ее потом демонстрировали на правах аттракциона, поскольку при звуках флейты она начинала пританцовывать, как бы напоминая: не подбирай то, что бог выбросил, и уж тем более не используй это, чтобы бога превзойти. И тут становится понятна форма лезвия, которое Точильщик держит в руках, – никакой это, конечно, не меч, а обычный шкуросъемный нож.

Некоторое время вся эта дружная компания обитала под одной крышей, но, поскольку долго выносить коктейль из философских споров и музыкальных состязаний не всякой женщине под силу, в конце концов Венера Урбинская не выдержала и сбежала в зал № 83 ко всему остальному Тициану. С тех пор контраста в Трибуне поубавилось, и стало поспокойней. Но не Андерсену с его героем.

После Трибуны кабан последовательно обходит все залы галереи – и тем интереснее, что из всей остальной коллекции внимание Андерсена привлекает именно картина «Сошествие Христа в Чистилище» Аньоло Бронзино.^{>Илл. 11} Поначалу это сбивает с толку: мало, что ли, в Уффици шедевров? Почему именно она? К счастью, в тексте на этот счет есть авторская подсказка. Персонажей на полотне битком (как и положено в Чистилище), но Андерсен останавливает внимание только на двух – и это дети, на лицах которых читается «выражение твердой уверенности в том, что они взойдут на небо». Взрослый религиозный человек всегда немного завидует этому: когда у тебя в душе постоянно происходит перетягивание одеяла, сила веры может ослабнуть, и останется только «робкая, неуверенная надежда и смиренная мольба». Невинные же дети идут на небо без суда и следствия – Бронзино поймал этот момент очень точно, и Андерсен не мог этого не оценить.

Илл. 11

Музей церкви Санта-Кроче. «Сошествие Христа в Чистилище»