– Да, но я слишком долго верил, что это мой сын. Не в твоих интересах напоминать мне об этом.

Это точно. Раньше Дмитрий нередко упрекал младшего брата за черствость, грозящую превратиться в жестокость. Но теперь, когда он сам, по сути, предал Леона, какие могут быть нравоучения?

– Ты прав, – вздохнул Дмитрий. – Давай не будем об этом… Ни о Лиде, ни о Миле.

– Согласен. Все решится само собой, и опять же, ты не для того позвонил мне. Что-то мне подсказывает, что это связано с папкой, которую ты вертишь в руках.

Да уж, заявлять, что он совершенно случайно взял с собой стопку документов, было бы нелепо. Поэтому Дмитрий кивнул:

– Есть дело, важное… Кажется, я наткнулся на серийного убийцу. Но вижу его только я!

– Воображаемый друг?

– Очень смешно! Леон, это серьезно! Я и сам ни в чем не уверен, следователи считают меня навязчивым идиотом. А что если я прав? Если действительно объявился маньяк? Тогда каждая его новая жертва будет и на моей совести!

– Ты утрируешь, – указал Леон. – Но ты всегда был к этому склонен. Ладно, пошли на кухню, покажешь, что там у тебя.

В квартире царил идеальный порядок – ни пылинки, ни пятнышка. Вряд ли Леон лично за этим следил, похоже, сюда приходила домработница. Еще один пункт к его расходам… Как странно: раньше именно Лидия требовала, чтобы он зарабатывал больше, но только после развода с ней у него все наладилось.

Они сели за стол, заработала кофеварка, Леон кивнул на бар, но Дмитрий покачал головой:

– Я же за рулем, помнишь? И мне еще возвращаться на работу. А тебе разве нет?

– Нет, сегодня нет необходимости. Я тебе как-нибудь потом расскажу, сейчас не до этого, перерыв-то у тебя короткий.

– Я ведь вроде как начальник, могу и задержаться, – усмехнулся Дмитрий. – Но в чем-то ты прав. Я к тебе приехал из-за одного открытия.

Он достал из папки с документами фотографию – еще живой девушки, хотя у него были с собой и другие снимки. Дмитрий всегда уважал право смерти на определенную интимность, он собирался показать брату ровно столько, сколько необходимо.

Теперь Леон рассматривал изображение молодой девушки, ухоженной – пожалуй, даже слишком, из тех, кто прорисовывает брови и наращивает ресницы. В ее красоте осталось мало естественности, однако такие барышни сейчас и мелькали на обложках журналов.

– Кто? – коротко спросил Леон.

– Ева Майкова, двадцать восемь лет. Найдена задушенной в своей квартире примерно в середине марта. Перед смертью была изнасилована, это и считается мотивом убийства. Дело пока зависло, толковых подозреваемых нет и не было. У бывшего мужа алиби, а больше ее смерть никому не была выгодна. Она еще и работала дома, это усложняет дело: она могла пустить кого угодно.

– Кем работала?

– Мастер по наращиванию волос.

Для Дмитрия стало открытием, что это вообще профессия. Он был далек от индустрии красоты, да и Мила таким мало интересовалась. Лидия наверняка знала больше – но она об этом не говорила, ее привлекательность оставалась тайной, которой он просто наслаждался.

Так что ему и в голову не могло прийти, что можно заработать, приматывая кому-то к волосам чужие пряди. Но оказалось, что это не только востребовано, это еще и неплохо оплачивается, судя по квартире и банковским счетам покойной.

Впрочем, теперь все это должно было достаться родственникам: детей у нее не было, повторно она замуж не вышла, да и бывший муж ни на что не претендовал. Зачем ему? Он сам был обеспечен.

– Дело там было странное, со своими нюансами, но тогда я не придал ему особого значения, – признал Дмитрий. – Про жизнь Майковой мало кто знал, даже ее подруги не представляли, встречалась она с кем-то или нет. Дело сложное, и лезть в него я не собирался.