– Станция «Комсомольская», – проворковал голос из динамика.

Это площадь трех вокзалов. Здесь обычно выходит много народу…

Действительно, полвагона вымело вместе с дамой, коварно стоявшей напротив Валдаева. Освободились места и стало просторнее не только телу журналиста, но и его совести. И воздуху стало больше. Он не терпел толкотню и людей. Людей вообще развелось чересчур много.

Напротив Валдаева пышноволосая, худая девушка с головой погрузилась в какую-то книженцию в мягкой обложке – похоже, один из романов серии «Испепеляющая страсть». На ее лице царило выражение заинтересованности и озадаченности. Валдаев невольно залюбовался ею. Нельзя сказать, что ее лицо было очень красивым, но оно было симпатичным, и, главное, было какое-то внутреннее очарование.

Валдаев любил глазеть в метро на девушек. А кто не любит? В Москве перебор красивых девушек. Но он со вздохом осознавал простую истину – все они не его. И никогда его не будут. Он не из тех, кто знакомится в транспорте. Прекрасно знал, какое это жалкое зрелище – он в роли троллейбусного Казановы.

На коленях девушки была большая сумка с чем-то квадратным, похоже, со стопкой книг. Сидела она под надписью: «ест детей и инвалидов». Есть старая народная забава – стирать отдельные буквы на надписях на стеклах в вагонах «места для пассажиров с детьми и инвалидов» и «не прислоняться», чтобы получалось нечто якобы смешное. «Не слоняться», «не слон я», «жир инвалидов» – и прочее в том же духе…

«Ну, посмотри на меня», – мысленно взмолился он.

Девушка, будто откликнувшись на этот беззвучный крик души, оторвала взор от книги. Огляделась. Столкнулась глазами с глазами Валдаева. И… слабая улыбка тронула ее губы.

Внутри у него будто что-то сладостно в ожидании запело. И тут же нота оборвалась, поскольку внутренний голос очень явственно произнес: «Дурак ты». Валдаев вздохнул и стыдливо отвел взор. А когда снова посмотрел на девушку, она уже плыла по волнам чьей-то фантазии в океане страстей дамского романа.

Поезд вырвался из темноты тоннеля в царство света на станции «Курская». Девушка поднялась и шагнула к дверям.

Тут все и произошло. Случайности – они правят порядком вещей порой куда тверже, чем закономерности. Поезд тормознул. Дородная тетка с сумкой на колесах, пытаясь удержаться на ногах, резко качнулась. Сумка откатилась. Девушка споткнулась о нее, пролетела вперед и упала на пол. Глухо стукнулась о пол ее объемистая сумка, из нее вылетел тяжелый том «Литературных памятников». Девушка застонала.

Так как упала она совсем рядом с Валдаевым, тот устремился на помощь. Он подал руку и осведомился:

– Вы целы?

– Больно, – как-то обиженно произнесла девушка. Она начала привставать и вскрикнула, не-удачно оперевшись о больную ногу.

Он помог ей усесться на сиденье.

– У, корова раззявистая, – заворчала тетка с сумкой на колесиках, хотя из них двоих если кто и был коровой, то явно не это пострадавшее от несовершенства грубого материального мира воздушное существо.

– Осторожно, двери закрываются, – пропел из динамиков женский голос.

Двери закрылись, и поезд снова тронулся с места, продолжая свой круговой, бесконечный путь по кольцу.

– Ну что же это, – шмыгнула носом девушка. От боли на ее глазах выступили слезы. Она обхватила ногу. – Не сломала, а? – обратилась она к Валдаеву.

И тот пожалел, что окончил журфак, а не медицинский институт. Неплохо было бы сейчас, профессионально ощупав эту соблазнительную ногу, бросить: «Ничего особенного». И дать пару мудрых советов.

– Думаю, не сломали. – Он почувствовал, что краснеет. И поделать с собой не мог ничего.