– Нет. Я пока о таких глобальных решениях не думал, пытаюсь свыкнуться с самим фактом, осмыслить, что делать, как с ней говорить, – и признался: – Марина категорически настаивает на аборте.

– О-хо-хо, – попечалилась, сочувствуя, Инга. – Это, разумеется, вам троим решать, но девочке в таком возрасте аборт опасен. Очень уж велика вероятность остаться навсегда бесплодной.

У Стрельцова волосы на затылке зашевелились! Да потому что он ни сном ни духом, ни намеком каким не успел ни осмыслить, ни предположить, что надо еще и о таких вещах задумываться, как аборты, возможные последствия для здоровья, когда дитю только пятнадцать лет и вроде бы по всем законам детство ее еще продолжается!

Чайник шумно закипел, отвлекая Стрельцова от мучительных раздумий. Он проследил взглядом, как Инга налила большую чашку чая (настоящего, заваренного по всем правилам в заварном чайнике, а не какого-то неубедительного пакетного), поставила чашку перед Игнатом на стол, присовокупив рядом сахарницу, тарелочку с нарезанным лимоном, вазочку с мелкими сладостями – печеньицами, конфетками, – и села на свое место.

– Должен признаться, пока я о дальнейшем возможном развитии событий не думал, – размешивая сахар, поделился Стрельцов и вдруг, посмотрев на Ингу, озарился идеей, которую поспешил изложить с большим воодушевлением: – Инга, а может, вы с ней поговорите? Ну, так, по-женски. Выясните, какие у нее планы и что она предполагает делать дальше.

– Поговорить, конечно, можно, – выказала сомнения Инга. – Но я как раз отрицательный пример в данной ситуации. Я в семнадцать лет, на первом курсе института, по влюбленности и залету вышла замуж, а в восемнадцать родила Федьку. – Она извинительным жестом развела руками. – Вам лучше это с Фенечкой обсудить. Бабушка наша точно и подробно знает, как растить внучку, когда ее мать вечно занята.

– Ну вот и как раз! – воодушевился Стрельцов. – Обозначите все плюсы и минусы раннего материнства.

– Не спешите расслабляться, – предупредила Инга и лукаво улыбнулась, – дело в том, что в плюсах у меня только замечательный сын. Правда, этот плюс перевешивает все на свете!

– Но институт же вы окончили?

– Да, – подтвердила она, – но только благодаря родным, взявшим на себя бо́льшую часть забот о Феде.

– Ну вот! – непонятно что утвердил он.

– А вы-то, Игнат, чего хотели бы? Чтобы она аборт сделала или родила?

Стрельцов промолчал. Чего он хотел? Чтобы все вернулось на прежние места. И пусть Машка выкаблучивается и ругается с ними, и красится, одевается, как ночной кошмар добропорядочности, и музон свой истошный слушает, но… но пусть побудет еще ребенком, девочкой, без взрослой беременности!

– А хотите, я вам сольки на рану, для скорейшего определения в позиции? – прищурившись, ядовито спросила Инга.

– Сольки не хочу, – усмехнулся Стрельцов.

– И все же, – настояла она. – Представьте себе маленького ребеночка, такого пухленького симпатяшку. Тепленького, беспомощного, с малюсенькими пальчиками, который улыбается, агукает и на вас похож. Вы же, между прочим, дед! А это, знаете ли, звание!

– Вы часом не адвокатом дьявола работаете? – буркнул весьма недовольно Стрельцов.

– Не-а! – со всей серьезностью заявила она. – Я больше по ангельской части.

Он собрался было что-то ответить, но их беседу прервали два обстоятельства. В коридоре послышалось тихое жужжание, сопровождаемое дробной копытной поступью, и у Стрельцова зазвонил телефон.

Доставая трубку из кармана брюк, он, вопросительно приподняв бровь, посмотрел на Ингу.

– Маркиза в коробчонке со свиненком, – пояснила та природу приближающихся звуков.