Кажется, я не ошиблась. Гретхен собирается оценить степень моего здоровья. Ну, или нездоровья. Она вытащила инструменты из кипятка, вместо этого кинула в медный таз два пучка каких-то трав, что достала из небольшой шкатулки, лежавшей в специальном отделении чемоданчика.

После проделанных манипуляций милейшая старушка приблизилась ко мне и рывком заставила подняться с пола, после чего пинками подтолкнула к столу.

А она не так проста, эта старушенция. Несмотря на почтенный возраст, сила в ней недюжинная. И откуда, интересно, у такой мумии?

Гретхен схватила меня за руки, и опустила их в медный тазик с травами. Кипяток успел немного остыть, но всё равно было очень больно.

Перед походом на день рождения Полонского я сделала маникюр, покрыв ногти красивым тёмно– зелёным лаком. Когда я совладала со старушенцией и вытащила обожженные пальцы из горячей воды, маникюра на ногтях как не бывало. А, это, видимо, такое народное средство для снятия лака. Сильно, ничего не скажешь.

– На тебе были серьги. Где они?

Упс! Что бы такое соврать, чтобы не выдать Эльку? И разговаривает старуха со мной, как будто я шваль подзаборная.

– Они упали в щель между полами, – нашлась я. – Там замочки слабые были.

Гретхен ничего не сказала на это маловразумительное оправдание, а по её непроницаемому лицу было непонятно, поверила она или нет. Хотя я знаю, конечно, не поверила! Если бы Элька не спрашивала её про моё платье, то ещё куда не шло. А так – и дураку ясно, куда ушли серёжки.

Старуха между тем толкнула меня на скамью и схватила за волосы. Больно раздвинула непослушные пряди, почесала железным гребешком с редкими зубьями. Я догадалась, что так она проверяет, нет ли у меня вшей. И не только.

– Крашеная.

Гретхен сообщила это таким тоном, будто, по меньшей мере, уличила меня в одном из смертных грехов. Незадолго до собеседования в доме Полонских я действительно покрасила свои кудрявые волосы в голубовато– пепельный цвет. Это абсолютно изменило внешность, сделав мой образ более спокойным и даже, в какой-то мере, внушающим доверие. Кирик шутил, что после покраски я стала похожа на Мальвину.

После процедур с моими волосами, Гретхен не успокоилась и с помощью допотопной ложечки, которую она вынула из кучки инструментов, полезла ко мне в рот. Делала она это бесцеремонно, будто зубы лошади оценивала. Догадываюсь, что была для неё созданием, более низшим в иерархии живых существ, чем лошадь. Я так и ждала, что старуха объявит: «Зев чистый, зубы в отличном состоянии», но этого, конечно, не произошло.

– Платье снимай, – буркнула Гретхен.

Так, начинается. Я искренне надеялась, что до этого не дойдёт, но старая ведьма, очевидно, решила провести осмотр по всем правилам. Насколько это, конечно, возможно, в условиях подвальной полукухни, имея в распоряжении заржавелый арсенал врача времён бубонной чумы.

Но спорить с ней я не стала. Выскользнула из приятного шёлка платья, оставшись в одном кружевном белье. Бельё, кстати, хоть и имело скромный бежевый цвет, при этом было весьма фривольным. А уж в сочетании с чёрными чулками – так вообще.

Мне было страшно неприятно стоять перед этой неприятной старухой, обращающейся со мной, как с последней проституткой, в таком виде.

– Остальное тоже снимай.

Чёрт, чёрт, чёрт! Ладно, я не трогательный цветок. Хрен с тобой, старая ведьма!

Карга скатала все мои вещички в комок и брезгливо бросила на пол у печки. Сомнений относительно её намерений у меня не было. И, правда, сожжет.

Гретхен внимательно осмотрела мою кожу, больно помяла все лимфоузлы. Она что, реально боится обнаружить у меня признаки чумы? Меня очень тяжело смутить по– настоящему, я бывала в разных переделках… Однажды даже в подпольном казино я вскочила на стол и принялась танцевать на нём стриптиз, сметя все карты. Если бы я этого не сделала, мы с Кириком неминуемо проиграли огромную сумму денег. Но никогда прежде я не чувствовала себя унизительнее, чем стоя голышом перед этой старой ведьмой.